«Бакст стремился своих учеников приучить к упрощению форм и к наибольшему отходу от фотографирования природы. Он постоянно твердил о лапидарности и о необходимости вырабатывать каждому художнику свой характерный стиль» [230]
.Кто-то оставался надолго, кто-то задерживался лишь на несколько месяцев, но так или иначе через школу, организованную Елизаветой Николаевной Званцевой, прошло огромное количество художников, многие из которых построили в дальнейшем успешную карьеру. Среди известных художников, посещавших студию, были А. С. Глаголева-Ульянова[231]
, Н. П. Грекова[232], Е. Г. Гуро[233], В. И. Денисов[234], С. И. Дымшиц-Толстая[235], И. С. Ефимов[236], В. И. Жукова[237], А. И. Иванов[238], Н. В. Лермонтова[239], Н. И. Любавина[240], М. В. Матюшин, М. М. Нахман[241], Ю. Л. Оболенская[242], О. В. Розанова[243], В. В. Сафонова[244], Н. А. Тырса[245], М. П. Чехова[246], М. З. Шагал, Ф. Н. Шихманова[247].В 1910 году Лев Бакст организовал итоговую выставку работ учеников школы Званцевой в редакции журнала «Аполлон». Об этой выставке сохранилось воспоминание Ильи Репина, который был возмущен новым «формалистским» искусством. В статье в газете «Биржевые ведомости» Репин писал:
«…когда со стен лезли в глаза … отвратительные малевания циклопов – учеников г. Бакста, я не знал, куда укрыться, и схватился за плечи моего спутника, чтобы не упасть от головокружения»[248]
.В статье он описывает диалог с Елизаветой Званцевой, которая, по его словам, «говорила обиженно» и отвечала, что Академия выставку хвалила. Тогда как Репин продолжал негодовать: «Да будет проклята Академия, которая может одобрять такой вандализм форм… И эта дикая размалевка разнузданных невежд! Красят организмы, как заборы!»[249]
После выставки Бакст уехал в Париж работать вместе с Сергеем Дягилевым. Стать руководителем школы Елизавета Николаевна позвала Кузьму Сергеевича Петрова-Водкина, который пробыл им вплоть до 1916 года.
Петров-Водкин как руководитель также ориентировался на учеников школы и их видение, с некоторыми даже сотрудничал. Известно также, что «Красного коня» он писал летом 1912 в имении семьи Грековых (Наталья Грекова – его ученица, подруга Оболенской) в Саратовской губернии[250]
.Фотография К. С. Петров-Водкин с учениками (школа Званцевой). Петербург. 1913. Художественно-мемориальный музей К. С. Петрова-Водкина
Со временем в школу пришли новые ученики, а некоторые, ушедшие вместе с Бакстом, вернулись и продолжили обучаться у Петрова-Водкина. Юлия Оболенская, хотя была последовательницей Бакста, осталась в школе и так писала об этом:
«Нас привлек сам Петров-Водкин монументальным периодом, в котором тогда находилось его творчество. Монументальные задачи были нашей целью…[251]
»Кузьма Сергеевич и до приглашения Званцевой, еще живя в Москве, давал частные уроки, но масштабно не преподавал. В петербургской же студии появились первые ученики – «водкинцы» – и началась преподавательская карьера, которая продолжала развиваться и после закрытия школы, когда художник возглавлял мастерскую в Академии художеств. Именно во время преподавания в Академии в 1918–1932 годы водкинская система преподавания стала широко известна, но есть основания полагать, что главные педагогические принципы сформировались уже на раннем этапе – в школе Званцевой. Например, в статье «Живопись будущего» 1912 года Петров-Водкин писал о живописном образе как единстве цвета и формы и о том, что главной задачей художника эту «органичность» передать. Тогда же начинает формироваться знаменитая водкинская «сферическая перспектива»[252]
.Школа Званцевой в Петербурге просуществовала до 1916 года[253]
, после ее закрытия многие ученики и преподаватели уехали в другие города. И сама Елизавета Николаевна уехала жить в Нижний Новгород, а затем в Москву.Об обстоятельствах закрытия школы известно немного. Но, судя по косвенным упоминаниям в письмах Константина Сомова, в 1917 году продолжение работы школы было практически невозможно: