«Со школой, конечно, в этом году ничего бы не вышло. На субсидию, о которой я Вам писал, надеяться нечего: школа Гагариной получила отказ в ней <…> Не унывайте обе, я думаю, что мы все же доживем до лучшего времени»[254]
.Что касается собственного искусства – многие свои работы Званцева уничтожила, потому как была чрезвычайно требовательна к себе. При этом в письмах у Сомова и у Репина постоянно встречаются свидетельства того, что рисовать она так или иначе продолжала. В частности, К. Сомов писал: «А пишете ли Вы сами, должно быть, нет; лежите в траве, слушаете шум дубов? Не стану Вас уговаривать теперь писать “Самсона и Далилу” – пожалуй, летом в траве приятнее»[255]
.О стиле ее работ также можно судить только по косвенным упоминаниям. Сомов в письмах называл ее «передвижницей», немного поддразнивая и уличая в приверженности натурализму, которому она училась, в частности, у Ильи Репина. В 1900 году Сомов пишет Званцевой из Петербурга: «Неужели Вы до сих пор сидите на здоровом (Репинском) натурализме и далее ни шагу?»[256]
Но вкусы Елизаветы Николаевны менялись, дружба с Сомовым приблизила ее к объединению «Мир искусства», парижский опыт расширил представления о системе образования. Очевидно, эпизод на выставке в редакции журнала «Аполлон», когда Репин эмоционально критиковал работы учеников Бакста, а Елизавета Николаевна, напротив, отстаивала их, говорит о том, что к 1910 году Званцева решительно разошлась в представлениях о передовом искусстве с прежним учителем.
После закрытия Школы Елизавета Николаевна Званцева уехала в Нижний Новгород, позже вернулась в Москву, где работала в детском доме. Умерла художница в 1921 году от сердечной болезни.
Для нашего повествования имя Елизаветы Званцевой, создательницы одной из первых школ новейшего искусства в России, особо значимо. Она смело взяла на себя такую сложную педагогическую и организационную задачу, ориентировалась на европейский опыт и реализовала то, что было нужно молодым российским художникам в начале ХХ века. Несмотря на то что художественных работ Званцевой почти не сохранилось и мало известно о ее личной жизни, она оставила значимый след в истории художественного образования в России.
Глава III
Варвара Бубнова
Фигура художницы Варвары Дмитриевны Бубновой важна для нашей истории именно тем, что она была одной из первых художниц, получивших полное высшее художественное образование в реформированной русской академии, и значительно дополнила его уже не парижскими частными студиями, как поступали художницы ранее, но непосредственной практикой русских авангардных течений. В этом нам видится важное свойство эпохи: на рубеже веков происходят процессы символического встраивания русского искусства в общеевропейские тенденции на уровне техник, общей риторики, процессов культурного взаимообмена. К концу первой декады ХХ века в зарождающемся русском авангарде начинают органично воплощаться уже все самые передовые тенденции европейского искусства, однако значительно переработанные с учетом национального художественно-исторического контекста.
Еще в период обучения в академии художница Бубнова не только отошла от академической парадигмы, но и в дальнейшем развивалась не только в профессии художника. Тесно соприкоснувшись с самой первой волной русского авангарда, Бубнова-художница на протяжении всей жизни не утратила тяготения к фигуративу, однако в духе эпохи много экспериментировала не только со стилями, материалами и техниками, но и с профессиями вообще.
После получения художественного образования Бубнова увлекается теорией и историей искусства и серьезно занимается академическим изучением истории искусства и преподаванием в ведущих авангардистских институциях, после, уже в эмиграции, преподает русскую литературу, не бросая при этом художественное поприще. Расширение профессии художницы в авангардной парадигме на примере Варвары Бубновой происходит именно за счет углубления в преподавание, теорию и историю искусства и органичный синтез всех этих новых отраслей в собственном творчестве.
Варвара Дмитриевна Бубнова родилась в 1886 г. в дворянской семье в Петербурге. Ее мать Анна Николаевна предпочла семью артистической карьере и была глубоко погружена в воспитание трех дочерей по собственным педагогическим принципам: