Пьеса Оболенской и Кандаурова «Война карточных королей» – одна из первых в этом ряду – была создана для Московской театральной студии «Петрушка» при Театральном отделе Народного комиссариата просвещения. Пьеса была приурочена к первому юбилею Октября. Позже студия стала выпускать наборы кукол к этой пьесе, чтобы можно было направить их в кукольные театры других городов страны.
Текст был написан самой Юлией, книга сделана в стилистике кукольного театра и одновременно близка к эстетике игральной карточной колоды. Рассказ ведется от лица Петрушки, который, выходя на сцену в прологе, называет себя «товарищем». Спектакль повествует о войне, которую затеяли «короли всех мастей» друг против друга, потому что каждый из них хотел власти над остальным миром.
Вероятно, лояльное отношение Ю. Оболенской к власти было отчасти связано с тем, что ее партнер К. Кандауров был настроен нейтрально к происходящему революционному перевороту, это отмечают исследовательницы и Л. Алексеева и Л. Бернштейн. Константин Васильевич считал, что революция 1917 года и приход к власти большевиков не сильно повлияет на их частную жизнь. Что кажется несколько странным, учитывая тот факт, что многие коллеги, друзья и знакомые уезжали из страны. Так произошло с Ходасевичами, Цветаевой, Добужинским. Мы помним, что это было время массового исхода из России творческой интеллигенции.
Оболенская не собиралась уезжать из страны, однако в 1926 году она часто пишет о том, как обесцветилась ее жизнь. В переписках с Кандауровым и другими она с грустью пишет о тех, кто погиб, о тех, кто переехал, о своих чувствах и переживаниях по этому поводу. Умерла одна из ближайших подруг и коллег по школе Званцевой Надежда Лермонтова, сама Елизавета Званцева, умер Леон Бакст, затем мать Волошина – Елена Глезер, которая играла большую роль в жизни их сообщества обормотов.
Переписка с друзьями и подругами играла большую роль в жизни художницы, это поддерживало ее в непростые времена[406]. Интересно, как постепенно и как будто естественно складывались условия взаимной поддержки, горизонтальных связей, того, что сейчас мы могли бы именовать терминами «сестринство» и «самоорганизация». Друзья круга Оболенской и Нахман постоянно переписывались, хлопотали друг о друге, помогали с едой, материалами, работой и т. д. Известно, что Оболенская продолжала общаться с Елизаветой Званцевой и ее опекать, когда та переехала в Москву и жила в довольно стесненных обстоятельствах. Оболенская переписывалась с Нахман, Грековой, Лермонтовой, в письмах художниц запечатлены значимые исторические события, но даны они через очень личные переживания страха, беспокойства, тоски и др.
Например, отвечая на письмо Оболенской про большевистский переворот в Москве, Надежда Лермонтова пишет:
«Получила Ваше письмо после разгрома Москвы. <…> Больше всего меня мучает мысль: буду ли еще когда-нибудь работать? Я уступила болезни и не работала с сентября, а теперь трудно начать и не только из-за нее, но и от общего плачевно-хаотического состояния страны. Поэтому советую Вам не бросать ни на минуту кистей и карандаша, а то захлестнет море нашей теперешней без-образной, бесформенной, безгосударственной <так> – без-нравственной и бес-смысленной российской жизни – и пропадет последняя надежда выплыть когда-нибудь на берег. <…> Маня Пец все в Райволе и в Питер и приезжать не хочет, да теперь, когда всех громят, все же более лестно видеть погром своего жилища собственными глазами, чтобы было о чем вспоминать»[407].
Голод и материальные лишения не обошли жизнь Юлии Оболенской, в письме Магде она упоминала о так называемой «московской диете»: