Эйсид-хаус

Теперь-то ее называют шлюхой, так что я чувствую себя полным дебилом, и к бабке не ходи. Ну а тогда я оттащил ее в сторону и толкнул вниз по лестнице, сказав убираться нахуй. Она пересралась от страха, и правильно, я как раз думал: а что, если старик узнает?.. Но я в любом случае врезал Глухому Джону по морде, и мы начали драться, и я тут же понял, что попал, – этот амбал повалил меня, уселся сверху и стал дубасить, колотя головой о черный кафель. Наверно, тогда мне и пришло в голову, насколько Глухой Джон старше меня. Это не из-за огромных размеров его члена, так и торчавшего из ширинки, пока этот козел сидел на мне, или его волосатых яиц. А больше из-за волосни на его лице и его силы. Да, он был невысокий, но до меня дошло, что Глухой Джон гораздо старше, чем вся наша компания. Ему, наверно, все шестнадцать, если не больше. Когда я осознал это, вот тогда у меня действительно сыграло очко, и слезы брызнули. Мне было только, типа, одиннадцать, и все вокруг кричали: «Хватит! Оставь его!».

Но ведь Глухой Джон был глух, правильно?

В общем, он отделал меня по полной. Это избиение остановилось, когда какой-то чувак стащил его с меня и повел вниз по лестнице. Кажется, это был Камми, но на самом деле не уверен. По-любому, кто бы это ни был, он потащил Глухого Джона вниз по лестнице. Глухой Джон не сопротивлялся. Думаю, он мог прочитать на лице Камми или кого уж там, что стряслось неладное.

Шатаясь, я встал на ноги, сестра пыталась помочь мне подняться. Я выволок ее на улицу. Грязная корова заслуживала того, чтобы сдать ее старику. Но я пока не знал, рассказывать ли об этом дома, а то родаки совсем осатанеют.

Когда я вернулся в гостиную, все остальные сгрудились вокруг дедова кресла. Под ним натекла большая лужа мочи. Голова старого хрена свесилась набок, его глаза были закрыты, но рот открыт. Белые мыши сновали по краю лужи. Одна из них ползла через нее, та самая тварь со сломанными задними лапками. Уверившись, что Глухой Джон не заметит, я со всей силы наступил на эту маленькую гадину. Я знал, как Глухой Джон любит эту мышь, и это было в качестве расплаты за то, что он меня отделал. Когда я посмотрел вниз, мышь была еще жива, но полураздавлена. Ее вылезшие кишки тянулись за ней следом в луже мочи, но мышь все еще ползла вперед в агонии.

Я не понял, мертв старикан в кресле или нет, но в любом случае он был недалек от этого. Мне действительно досталось, особенно голове, но я радовался, понимая, что они заберут Глухого Джона, потому что старик помер или был полумертв.

Так и произошло. Глухой Джон больше никогда не появлялся на районе. Ходило множество слухов: типа старый хрыч не был на самом деле дедом Глухого Джона, и они оба спали на одном матрасе, если вы понимаете, о чем я. Ну, я бы не удивился, вот и все, что могу сказать на эту тему. А так это все слухи, и только два человека действительно знали, что происходило в этом доме, и они никому не могут ничего рассказать.

Папе с мамой я так и не рассказал о сестре и Глухом Джоне. Она понимала, что лучше бы ей язык со мной не распускать, и держалась настороже. Родаки вскоре врубились, что с ней что-то не так, и когда ее спросили, она распустила сопли. В итоге на меня всех собак и спустили. На меня! Мой старик сказал, что я шантажист, а это самое худшее из худшего, особенно в семье и все такое. Он рассказал мне историю о том, как шантажировали одного педика, которого он знал в армии, и бедный мудила покончил с собой. Так что меня выпороли, а сестре досталось все их сочувствие. Ну где тут справедливость, а?

Отлично, что Глухого Джона забрали. Ненавижу этого козла. С тех пор как он меня отделал, я толком в себя и не пришел.

Встреча в холле

Стефани лежала голая на кровати, наслаждаясь кратким мигом удовлетворения. Это быстро пройдет; она знала, что скоро в ее сердце опять поселится пустота, скоро вернется прежнее напряжение и подавленность. Ее чувство собственного достоинства начало крошиться по краям, как поврежденная дамба. Она извлекла мокрый от ее соков вибратор, заставила себя встать с постели и направилась в ванную.

Фрэнк глядел на сдувающуюся пластиковую куклу, чья латексная вагина была заполнена его спермой. Кукла опадала как будто одновременно с его эрекцией. Его гениталии выглядели как нечто уродливое, неудобоваримое, инопланетное, не имевшее к нему никакого отношения. Кукла теперь выглядела такой, как есть: кусок пластика, присобаченный к гротескной голове манекена.

Позже тем вечером Стефани столкнулась с Фрэнком у лифта. Она в одиночестве шла посмотреть артхаусный фильм. Он возвращался из китайской закусочной с какой-то едой. Они покраснели, узнав друг друга, затем он смущенно улыбнулся ей, и она застенчиво ответила тем же. Он прокашлялся, прежде чем заговорить.

– На улице дождь, – с неловкостью прошепелявил он.

– Неужели? – неуверенно отозвалась Стефани.

– Довольно сильный, – пролепетал Фрэнк.