Читаем Эйсид-хаус полностью

– Послушай, Бобби, – начала Сара. – «Шмурдяцкая семья Робертсонов» – отвратительная программа, и мы с твоим отцом согласны, что для тебя это вредно…

– Но, мама, мне нравится «Шмурдяцкая семья Робертсонов»…

Их спор прервало донесшееся от окна царапанье. Они выглянули и увидели белку на карнизе.

– Рико! – закричали они хором.

Сара открыла окно, и животное быстро вбежало внутрь, взобралось по руке Боба-младшего и село на его плечо. Мальчик ласково погладил теплую шерстку своего друга.

– Рико, ты вернулся! Я знал, что ты вернешься!

– Здорово, приятель! – засмеялся Рико и, вскинув лапку, дал Бобби-младшему пять.

– Рико… – жеманно улыбнулась Сара, а у Бобби-старшего набух в груди эмоциональный спазм.

– Я тут подумал, – сказал Рико, – и решил: полезной работы так много, что лучше бы позвать на помощь друзей.

Он повернул голову к окну. Картрайты выглянули наружу и увидели сотни, если не тысячи белок. Глаза зверьков сияли любовью и готовностью распространять ее по холодному миру.

– Интересно, может, одна из этих белок пойдет и поможет этому маленькому мальчику и девочке Робертсонам из телевизора, – вслух предположил Бобби-младший.

– Наверняка одна из них так и сделает, – глупо улыбнулась Сара.

– Ты, блядь, не раскатывай губу, дорогуша, – пробормотал Рико-белка, но семья его не расслышала, потому что они обезумели от радости.

Спорт для всех

Видишь этого тощего дылду в клетчатом шерстяном шарфе? С выпирающим кадыком? Я просто хочу с чуваком немного перетереть.

Что значит, оставь его?

Да я просто поболтаю с парнем об игре и всем таком, типа.


Здоро́во, приятель, был на регби, да?

На «Мюррейфилд»? Шотландия выиграла, да?

Крутяк.


Слышал, Сканко? Шотландия, нахуй, выиграла.


С кем это мы играли, приятель?

Фиджи. ФИДЖИ? А это кто, на хрен, такие?


Фиджи? Какие-то долбаные острова, ты, глупый мудак.

Правда?

Правда. А мы для этих чуваков тоже долбаные острова, просто подумай об этом.


Ну если так подумать, то это вполне справедливо, а, кореш?

Плевать, мы все тут вместе чертовы шотландцы, верно, приятель?

Не то чтобы я знал так уж много о регби. Пидорская игра, по-моему. Не понимаю, как нормальный чувак может смотреть это говно. Точно говорю, там одни пидоры играют.

А ты не пидорок, случаем, а, приятель?


Что значит, оставь его? Я просто спросил парнишку, не пидорок ли он. Простой, твою мать, вопрос. Возможно, чувак из этих, возможно, нет.


Ты, вообще, откуда, приятель?

Марчмонт!


Эй, Сканко, парень из Марчмонта.


Большие дома там, приятель. Ручаюсь, у тебя до хрена бабок.

Нет? Но ты ведь живешь в большом доме.

Не в таком уж большом, твою мать


Не в таком уж большом, он сказал!


Да ты, блядь, в замке живешь!


Ты слышал чувака? Не в таком уж охуенно большом.


Чем занимаешься, кореш, работаешь или учишься?

Да, ты прав, твою мать, чувак!

Да… но потом-то что? Кем ты станешь, когда закончишь?

Чертовым бухгалтером!


Слышал это, Сканко! СКАНКО! Поди сюда. ПОДИ СЮДА, ТЫ, МУДАК!

Этот чувак, мать его, говорит, что он бухгалтер.


Да? Что, блядь, ты говоришь?

Ага, точняк.


Ну, бухгалтер-стажер.


Бухгалтер-стажер, бухгалтер, какая, нахуй, разница; тонны чертовых бабок.


Не.

Не, парень не педик.


Я просто подумал, кореш, раз ты любишь регби и все такое.

У тебя подружка есть, приятель?

Что?

Думал, ты сказал, что не педик. Ты, вообще, трахался когда-нибудь?


Что значит, оставь чувака? Я задал простой вопрос.


Трахался когда-нибудь, приятель?

Либо ты делал это, либо нет. Просто спросил, твою мать. Никто не собирается тебя пиздить.

Ну тогда все в порядке.


Просто вопрос, видишь.


Просто потому, что ты был на регби, понимаешь.

А вот там моя подружка.


ЭЙ, КИРСТИ! ВСЕ В ПОРЯДКЕ, КУКОЛКА! Буду через минуту. Просто тут немного болтаем с приятелем, типа.


Клевая, да? Хорошенькая, согласен?

Ты! Клеишь мою подружку, грязная свинья?

Ты! Хочешь сказать, что моя подружка шлюха ебаная? Нарываешься, блядь, в хлебало хочешь?

Не?

Считай, повезло тебе, чувак.

Значит, любишь регби, да? А я больше по футбику. Только на стадион не хожу – не пускают. Я у них в ебаном черном списке. По-любому футбол тоже скучное дерьмо и все такое. Да на него вообще ходить не нужно. Самое оно происходит до и после игры. Слышал о «хибзовской» тусе?[27] О фанатах? Да?

Без мочилова никому футбол и нахуй не всрался.

Давай, спой песню, кореш. Одну из этих пидорских песен, которые вы поете перед тем, как все ебете друг друга.

Коротенькую пиздатую песню, чувак!


Просто прошу парня спеть чертову песню. Никаких подъебок, типа.


Давай песню, приятель. Начинай!

ТЫ! ЗАТКНИСЬ С ЭТИМ ДЕРЬМОМ! Цветок чертовой Шотландии. Дерьмо! Я ненавижу эту блядскую песню. О цве-ток Шот-лан-ди-и… гнусная моча. Давай настоящую песню. Пой «Далекие барабаны»[28].


Что значит, оставь его? Я просто прошу чувака спеть «Далекие барабаны».


Чего?

Ты не знаешь «Далекие, нахуй, барабаны»? Нет? Слушай меня, приятель, я спою ее, твою мать.

Я СЛЫШУ ЗВУК

ТУ-ТУ-ТУ-ТУ

ТУ-ТУ-ТУ-ТУ

ДАЛЕКИХ БАРАБАНОВ

ТУ-ТУ-ТУ-ТУ

ТУ-ТУ-ТУ-ТУ

ПОЙ, ТЫ, КОЗЕЛ!

Я слышу звук далеких барабанов. Это просто. Ты же чувак с образованием и все такое. Можешь разобраться. Я-СЛЫШУ-ЗВУК-ДАЛЕКИХ-БАРАБАНОВ.

Вот так лучше, хэй, хэй, хэй.


Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза