Эйсид-хаус

Сканко! Кирсти! Послушайте чувака! «Далекие, нахуй, барабаны»!

Клево, не откажусь. Мне бутылку «Бекс», кореш. Раз уж мы кореша. Чувихи пьют «Даймонд уайт». Это Линни, подружка Сканко, понимаешь?

Ну, вздрогнули.

Видишь, Сканко, чувак свой в доску. Настоящий кореш, черт возьми.

Как ты там говорил тебя зовут, приятель?

Алистер, верно.

Ну, за Алистера.

Ну, вздрогнули.

Так ты уже уходишь, кореш? Да? Ну, бывай.

«Далекие барабаны», пиздец, чувак!

Вот же мудило. А как я его развел на эту старую песню?

«Далекие, нахуй, барабаны», приколись.

Вот, Сканко, держи «Бекс». Сам понимаешь, на халяву, как говорится, и рот корытом, да, Линни?

Ну, по глоточку. За козлов, играющих в регби! И хотя они все пидоры, все равно выпьем за них!

Эйсид-хаус

Что-то странное происходило над Пилтоном. «Наверное, эта чертовщина не только над Пилтоном», – размышлял Коко Брайс, но поскольку он сейчас находился в Пилтоне, это было единственное, что его заботило. Он взглянул на темное небо. Оно будто раскололось. Часть его была ужасно исполосована, и Коко содрогнулся при мысли о том, что́ сейчас выплеснется из этой раны. Осколки неоново-ярких огней светились в прорехе. Коко различал отливы и приливы неких потоков в жидкой полупрозрачной массе, будто накапливавшейся за темной мембраной неба, чтобы выплеснуться сквозь этот проем или хотя бы раздвинуть края облачной раны еще шире. Тем не менее свет, исходящий из раны, словно бы не имел особого намерения распространяться. Он не освещал расположенную внизу планету.

Затем пошел дождь. Сначала несколько предупреждающих плевков, сопровождаемых глухими раскатами грома. Коко увидел вспышку молнии там, где только что ему мерещилось нечто несусветное, и, пусть и озабоченный по-иному, все же вздохнул с облегчением от того, что его странное видение подавлено более земным феноменом. «Я совсем спятил, что решился проглотить вторую таблетку кислоты. Глюки какие-то невозможные».

Его тело, стоило только отвлечься, норовило растянуться как резиновое, но у Коко было достаточно ресурсов воли и достаточно опыта приема вещества, чтобы вспомнить: страх и паника подпитываются сами от себя. Ой не зря наркоманы десятилетия назад выработали золотое правило «оставаться спокойным». Он критически оценил свое положение: Коко Брайс трипует в одиночестве в парке часа в три ночи, и молнии вспыхивают над ним в зловещем небе.

Расклад был такой: в лучшем случае он промокнет до нитки, в худшем – в него ударит молния. Он был единственным высоким объектом на несколько сот ярдов, и прямо в середине парка. «Твою мать, господи боже», – проговорил он, сгребая в горсть отвороты куртки. Он сгорбился и быстро зашагал по тропинке, надвое разделявшей огромный собачий туалет, которым был Уэст-Пилтон-парк.

Затем Коко Брайс, судорожно глотая воздух, выдавил из себя едва уловимый шепот. Крикнуть не удалось, только что-то пробормотать. Кости его завибрировали, все тело пронизал жар, и содержимое желудка ринулось вниз, вытесняя накопившееся дерьмо из кишок. Что-то ударило Коко с неба. Последним, что он увидел, прежде чем лишиться сознания, была поднявшаяся ему навстречу бетонная дорожка. И он, должно быть, подумал: все-таки молния.

Кто Что Где Как ЧТО Я ТАКОЕ?

Коко Брайс. Брайси из Пилтона. Брайси – фанат-боевик «Хибз». Коко Чертов Брайс, ты псих, пытался он крикнуть, но у него не было голоса, и никто не мог его услышать, даже он сам. Он словно бы мягко качался на ветру, как лист, но не чувствовал никакого движения воздуха и не слышал завываний ветра. По самоощущению – если вообще можно было говорить об ощущениях – он приближался к одеялу или флагу, колеблемому слабым бризом, но при этом какое-либо представление о размере или форме отсутствовало напрочь, органы чувств бездействовали. Как будто он одновременно заключал в себе вселенную и был величиной с булавочную головку.

Через какое-то время он начал видеть или ощущать вокруг некие текстуры. Определенные образы – только он не понимал ни откуда они берутся, ни как он их обрабатывает, и осознание собственного тела, с какими-либо конечностями, головой и глазами, по-прежнему отсутствовало. Однако воспринимались образы однозначно: иссиня-черный задник, освещаемый различными мерцающими бесформенными объектами, такими же неопределимыми, как и он сам.

Я мертв? Это смерть, вашу мать? КОКО ЧЕРТОВ БРАЙС!

Чернота все больше синела, атмосфера, в которой он двигался, определенно сгущалась, оказывая больше сопротивления.

Коко Брайс

Что-то замедляло его движение. Будто желе – и он осознал, что сейчас застрянет. На миг его захлестнула паника. Ему казалось важным продолжать двигаться. Это путешествие следовало завершить. Он заставил себя стронуться с места и различил вдали накаленный добела ослепительный центр. Воодушевленный, он усилием воли направился к этому свету.

Эта клятая наркота нереальна. После того как отпустит, мне конец, вашу мать!

* * *