Читаем Эйсид-хаус полностью

Он уехал, проскрежетав гравием на подъездной дорожке. А я отправился в местный паб, хлопнул водки и сыграл в пул с чуваком, лицо которого дергалось от нервного тика. Затем вернулся, подрочил и прочитал еще одну главу из биографии Питера Сатклиффа. Бойл снова приехал забрать связку ключей, и моя смена была закончена. Я покинул парк, но вернулся опять, когда Бойл убрался, и отпер павильон.

Прежде чем выдвигаться в город, я вытащил телевизор и разложил кровать на тот случай, если вернусь ночью слишком убитый. И тут до меня вдруг дошло, что впереди четыре нерабочих дня. В парке у тебя пять рабочих дней и два выходных, и они меняются каждую неделю. Две недели я оттрубил без выходных, так что теперь образовался долгий уик-энд. Значит, завтра утром здесь будет кто-то другой. Я распихал барахло обратно по местам. Ночевать сегодня здесь явно не светило. По выходным я обычно падал у какого-нибудь приятеля или у моего старика.

Я направился в город, чувствуя уже привычное травмирующее отчуждение, как обычно, когда уходил со смены, особенно со второй, заканчивавшейся в девять. Накатило то ощущение оторванности от мира, когда кажется, что все уже начали серьезное веселье. Надо срочно догонять. Посмотрим-ка, не получится ли вырубить немного спида у Вейтчи.

2

Днем у телевизора

Мой старик попивал чай с Нормой Калбертсон, соседкой сверху. Он дымил сигаретой, а я делал себе бутерброд: кусок Данди-стейка на хлеб.

– Дело в том, Норма, что они всегда выбирают такие неподходящие места, как будто в нашем районе и без них мало этих чертовых проблем.

– Согласна с тобой на все сто, Джефф. Позор, да и только! Пусть строят в Барнтоне или где-нибудь в подобном месте. Ведь считается, что муниципалитет должен заботиться об обычных тружениках, – с горечью покачала головой Норма. Она выглядела довольно сексуально с накрученными волосами и этими большими спиральными серьгами.

– Что случилось? – спросил я.

Отец фыркнул:

– Они планируют открыть здесь центр для всех этих джанки. Обмен шприцев и рецепты и тому подобное. Вечно одно и то же; заботятся о всяких чертовых неудачниках, а на жильцов, которые стабильно, как часы, платят за квартиру каждую неделю, ноль внимания.

Норма Калбертсон согласно кивнула.

– Да, папа, это просто ужас, – улыбнулся я.

Вроде бы они собирали подписи, чтобы подать куда-то какую-то петицию. Вот же идиоты, а? Я вышел из кухни и немного подслушал под дверью.

– Я совсем не жестока, – говорила Норма, – не подумай ничего такого. Я понимаю, что эти люди должны получать помощь. Но ведь мы с моей малышкой Карен остались совсем одни… Сама мысль о всех этих шприцах, валяющихся повсюду…

– Да, Норма, сама мысль об этом нестерпима. Ну, мы еще сразимся с ними на пляжах, как говорится[42].

Напыщенный старый мудак.

– Знаешь, Джефф, я тобой просто восхищаюсь – вырастить и воспитать двух парней самому! Это же совсем не просто. И какие парни выросли!..

– Да, получилось не так уж плохо. По крайней мере, у них хватает соображения, чтобы не связываться с наркотиками. Брайан – вот проблема. Никогда не знаешь, где он или куда уходит. Во всяком случае, он теперь при деле, просто временная работа в парке, типа, но это хоть что-то. Мне кажется, он не совсем понимает, что хочет сделать со своей жизнью. Именно так. Иногда я думаю, что он живет на какой-то другой планете. И ты послушай только, какая наглость: сперва он пропадает чуть ли не на месяц, не видать и не слыхать, а тут вдруг возвращается с этой девушкой. Ведет ее к себе наверх. А потом внизу с ней готовит большой ужин. Я отвожу его в сторону и говорю: «Послушай-ка, сын, опомнись, тут тебе не бордель». Он дает мне какие-то деньги на еду. Я говорю: «Не в этом дело, Брайан. Ты мог бы выказывать этому месту хоть немного уважения». А ведь у него теперь разбитое сердце, потому что эта его подружка уехала в Лондон учиться в каком-то колледже. Ну, он довольно странным образом показывает это. Тот еще умник хитрожопый… А вот Дерек, с ним совсем другая история…

Похоже, я действую старику на нервы. Да, когда так подслушиваешь, никогда ничего хорошего о себе не услышишь, но иногда все же лучше знать, откуда ветер дует.

Я сидел в своей комнате и смотрел телевизор; ну, телевизор Дерека на самом деле, если уж быть педантичным, а именно педантичным этот маленький козел всегда и был. Я услышал, как отец зовет меня снизу, и высунул голову на лестницу.

– Мы, ну, просто поднимемся к Норме. Надо разобраться с некоторыми вещами для этой комиссии, – говорит он, весь из себя хитрый и одновременно смущенный.

Хорошее шоу. Я зажег свечку. Затем достал машину и начал готовить немного геры. Это ширево выглядело нормально, сейчас его до фига в городе ходит. Да хранит Господь Рэйми Эрли! Да хранит Господь Джонни Суонна! Я совсем не героинщик, нет-нет, но пир обычно предшествует голоду. Так что лучше не упустить шанса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза