Читаем Эйсид-хаус полностью

– Ну, нет на самом деле, то есть я как бы работаю, ну… да, но просто чуть-чуть, типа…

Он приготовил немного геры, и я втерся его машиной. Я начал много думать о плавании, о рыбе. О том, сколько у них свободы, – две трети земной поверхности и все такое.

Следующее, что я осознал: надо мной навис Акула. Рэйми исчез.

– Ключи! – рявкнул Акула.

Я поглядел на него затуманенными глазами. Мое тело казалось коридором, а Акула был дверью в его дальнем конце. Какого черта он имел в виду? Ключи?

Ключи.

Ключи.

Мать Тереза и дети Калькутты. Накормить весь мир.

Ключи.

Ключи открывают двери. Ключи запирают двери.

Ключи.

Звучало клево.

– Ключи.

– У тебя они вообще есть? Ключи? – спросил он. – Давай, сынок, время закругляться. Не соскучился, что ли, по дому родному?

Я начал вынимать ключи из кармана – не мою связку с дубликатами, а их связку. Не соскучился, что ли, по дому родному?

Мама, где ты?

– Это мой дом, – заявил я ему.

– Ты не в себе, приятель. Ты выпил? – Он придвинулся ближе и принюхался; ничего не унюхав, озадаченно хмыкнул и вгляделся в мои глаза пристальнее. – Тебя унесло, как чертова бумажного змея, сынок. На чем ты? На этой травке, что ли? Так на чем?

Я на планете Земля. Мы все. Все жалкое земное отребье. Я, Акула, мать Тереза, Сатклифф… Я протянул ему ключи.

– Господи Иисусе! Ты даже не можешь говорить, да?

Иисус Христос. Еще один земляшка. Это планета Земля. Акула и я; человеческие жизнеформы, существующие на одной и той же планете в этой вселенной. Оба особи доминирующего вида на планете Земля. Люди устроили всякие разные структуры, организации, чтобы управлять нашими жизнями на этой планете. Церкви, нации, корпорации, общества и все такое дерьмо. Одна из подобных структур – муниципалитет. Частью его является Управление отдыха и развлечений, а в управление входит Парковая служба. Человек, известный как Акула (гуманоид, ассоциирующийся собратьями-гуманоидами с существом иного вида вследствие наблюдаемого сходства с означенным существом по внешнему образу и повадкам), и я сам участвуем в экономической деятельности. Нам платят крохи, чтобы поддерживать структуру человеческого общества. Наша роль маленькая, но неотъемлемая часть мистического и дивного целого.

– Мы должны играть роль…

– Что? Что такое?

– Играть роль в поддержании человеческого общества…

– Ты не в себе, сынок, чертовски не в себе! На чем ты?

Акула. Океан для плавания, целый океан. Две трети земной поверхности – странствуй не хочу. Более того, он может плавать на разной глубине, так что возможности почти безграничные. Бесконечный выбор в океане – а этой твари приспичило заявиться на сушу, причем именно на тот клочок суши, где я. Не могу вынести соседства с этим созданием.

Я двинулся мимо него, прочь из дежурки, прочь из этого парка.

– Гарленд узнает об этом! – заорал он.

Ну и хрен-хрен-хрен-хрен с вами, говнюки.

Фишка с Башней Монпарнас[44] в том, что она воплощение дурновкусицы, в натуре грязная и неказистая. Впрочем, это удивительное сооружение, но в неправильном городе и на неправильном континенте. Очень новосветская постройка, но она находится в Париже и потому ни на кого не производит впечатления. Лувр, Опера, Триумфальная арка, Эйфелева башня – люди восхищаются этим дерьмом, пардон, этими великолепными сооружениями. А на Башню Монпарнас всем насрать. Но дело в том, что с ее смотровой площадки открываются восхитительные виды Парижа.

Мы сидим вдвоем в ресторане на верху башни. Отвратительный ресторан с задранными ценами, безвкусным декором и скудной кухней. Но мы счастливы здесь, потому что мы вместе. Мы обошли по кругу смотровую площадку с ее огромными стеклами, грязными и в отпечатках ладоней. Мусор, гниющие объедки, окурки скидываются за радиаторы под перилами, опоясывающими площадку. Больше всего нас впечатлили фотографии Башни Монпарнас на различных стадиях постройки, от закладки фундамента до отделочных работ. Но даже эти прекрасные снимки поблекли от солнца. Вскоре на них уже ничего нельзя будет разглядеть.

Хотя мне плевать на грязь и копоть, потому что мы вместе и это прекрасно. Я не могу думать о парках. Единственная реальность – тексты и образы. Я говорю ей, что написал о ней стихи, когда дежурил в парке. Она просит меня их прочесть, но я не могу вспомнить.

Она встает из-за стола и говорит мне, что хочет спуститься. Пешком через все эти этажи. Выходит из ресторана и шагает вниз по лестнице, к пожарному выходу.

– Пойдем, – говорит она, исчезая в темноте.

Смотрю ей вслед, но не могу ничего разглядеть, только слышу ее голос.

– Пойдем! – кричит она.

– Не могу! – кричу в ответ.

– Не бойся, – говорит она.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза