Читаем Эйсид-хаус полностью

Но мне страшно. Оборачиваюсь к окнам, к свету. Там светло, а она пытается затащить меня во тьму. Я знаю, что если последую сейчас за ней, то ни за что не смогу ее догнать. Там внизу не нормальная темнота, не оттенки темного, а омерзительная кромешная, без единого проблеска, чернота. Снова оборачиваюсь, иду назад к бело-желтому свету. Там внизу, кроме ее голоса, были и другие. Голоса, не имевшие к ней ни малейшего отношения, но имевшие о-го-го какое отношение ко мне. Голоса, которых я не могу вынести; слишком безумно.

Захожу в лифт. Двери закрываются. Нажимаю кнопку первого этажа; сорок два этажа вниз.

Лифт не шелохнулся. Пытаюсь открыть двери, но их как будто заело. Мне становится не по себе. Ноги словно вросли в пол. Такое впечатление, что здесь повсюду раскидана жевательная резинка. Липкие ошметки розовой жвачки пристали к подошвам ботинок. Гляжу вниз на пол лифта. Он начинает разбухать. Кажется, будто покрытие пола запузырилось. Мои ноги погружаются в него, затем словно проходят насквозь. Я медленно проваливаюсь сквозь пол лифта, покрытый розово-прозрачной растягивающейся пленкой, – единственным, что отделяет меня от падения в эту темную шахту и от смерти.

Но пленка не рвется; она по-прежнему растягивается. Гляжу вверх и вижу, что я медленно опускаюсь из дыры в полу лифта. Этаж 41 40 39 38

Затем я начинаю ускоряться, а мимо со свистом проносятся огромные белые цифры, обозначающие этажи: 37 36 35 34 33 32 31 30 29 28 27 26 25 24 23 22 21 20 (движение снова замедлилось, мой пузырь все еще держит, спасибо, твою мать, господи).

19 (завис в неподвижности, мои жвачные путы не толще веревки и невероятно растяжимые).

(затем снова движение, снова быстрое движение.) 18 17 16 15 14 13 12 11 10 9 8 7 6 5 4 3 ООО НЕЕЕТ!!! 2 1–1 -2 -3 -4 -5 -6 -7 -8 -9 ЧТО ЭТО ЗА ХУЙНЯ? – 10–11 -12 -13 -14 -15 -16 -17 -18 -19 -20 -21 -22 -23

По-прежнему скольжу вниз, застряв в пленке жевательной резинки. Я теперь на минус -82 -83 -84 -85 -86 -87 -88, и на -89 мои ноги мягко касаются земли. Такое впечатление, будто приземлился в другом лифте. Без крыши. Провожу рукой над макушкой, и растяжимая жвачкоподобная нить со щелчком лопается.

Мое тело покрыто этой розовой пленкой, облеплено ею с головы до пят. Она разъела мою одежду, просто растворила ее, но в реакцию с кожей не вступила. Покрыла ее как второй слой, плотный защитный слой. Я, наверно, похож на манекен. Голый, но уязвимым себя не чувствую. Я чувствую себя сильным.

Судя по стрелке на панели лифта, минус 89-й этаж был последним. Больше двух третей этого здания располагалось под землей. Я закопался, должно быть, на сколько-то миль – ну, ярдов или метров.

Ступаю из шахты наружу. Дверь лифта, казалось, исчезла, и я просто выхожу на минус 89-м. Я по-прежнему внутри некоего сооружения, и хотя стены шевелятся и дышат, оно все-таки кажется огромным подвалом, как и положено. Совершенно пустым на первый взгляд. Гигантские бетонные колонны поддерживают это странное сооружение, рукотворное и в то же время органическое.

Мимо шаркает маленькая человекоподобная фигура в коричневом пальто и с головой рептилии; астматически хрипя, она толкает перед собой что-то вроде нагруженной коробками магазинной тележки.

– Извините, – кричу я, – где мы?

– Долбаный нижний этаж! – кричит в ответ существо сдавленным голосом.

– А там что? – Указываю на табличку «ВЫХОД», к которой существо и направлялось.

– Жалобы, – улыбается оно и рептильим языком облизывает свою чешуйчатую щеку. – Какие-то чуваки разводят тлю в моем центральном отоплении. Хочу разобраться с этим прямо сейчас. Вы спустились сюда за женщиной?

– Ну нет… то есть да. – Я думаю о ней, о том, где же она и сколько теперь за ней подниматься.

Его холодные глаза остановились на мне:

– Можем прямо сейчас поебаться, если хочешь. Причем бесплатно. Тебе не нужны женщины, – выдохнула рептилия, двигаясь ко мне; я отшатнулся…

БИИИИИИИППППП!

– ГЛУПЫЙ УРОД!

Звуки гудка и истошный крик.

Я на Ферри-роуд, запруженной потоком транспорта, который направляется в доки Лита. Мимо проносились машины. Рядом затормозил грузовик, водитель высунулся из кабины и потряс кулаком.

– Тупой урод, мать твою! Я едва тебя не сбил, нахуй! – Он распахнул дверцу, выпрыгнул из кабины и подскочил ко мне. – Убью, блядь!

Я побежал. Плевать, что грузовик может меня сбить, но я не хотел драки. Это унизительнее всего. Слишком личное. Нет ничего хуже, чем жестокое избиение обыкновенным заурядным человеком. Физическое насилие очень напоминает еблю. Слишком много Ид[45].

Я чувствую себя ужасно, но не могу пойти домой. Не могу вернуться в парк. Я прошелся немного, пытаясь собрать воедино голову. В итоге занесло к Вейтчи в Стокбридж. Минус 89-й. Спасибо, блядь, что выбрался оттуда. Но теперь меня колотит, как же мне хреново. Либо переборю это, либо вернусь на минус 89-й уровень.

– Все в порядке, мудозвон?

– Ха-ха-ха, сам человечище! – улыбнулся Вейтчи и впустил меня в квартиру. – Видок у тебя, как будто призрака встретил.

– Нет, я встретил кого похуже: Рэйми, Акулу, женщину, рептилию. Никаких призраков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза