Екатерина Фурцева. Женщина во власти

Эдвард Радзинский вспоминал впоследствии о том, как примерно в 1962 году Ольга Берггольц слушала одно из выступлений по радио Екатерины Фурцевой. Последняя говорила в абсолютно мужской, разгромной стилистике. Ольга Федоровна припомнила, как водится, неточную цитату основателя государства Советов. Она заявила:

— А ведь случилось: кухарка научилась управлять государством[890].

В «зажиме» Таганки Фурцева, к сожалению, сыграла не последнюю роль. Правда, добавим в ее защиту, иметь дело с Юрием Петровичем Любимовым было то еще удовольствие. Юрий Владимирович Андропов был до конца своих дней благодарен своему тезке — главному режиссеру Таганки — за то, что он раз и навсегда отбил желание идти в актеры у его чад. Узнав от детей Андропова, что они хотят поступать в театральный вуз, Юрий Петрович задал им прямой вопрос: «Куда вы идете?» И пояснил: «Артист — это помесь свиньи с проституткой»[891].

Николай Николаевич Губенко, многие годы игравший у Юрия Петровича Любимова, прямо заявил в интервью Вячеславу Огрызко:

— Любимов (надо же сказать про корни его человеческие) работал в ансамбле у Берии как актер-разговорник: объявлял людей, выходящих на сцену (сам над этим подсмеивался потом). Он был очень талантливый как актер, талантливый как режиссер, но гадкий как человек. [Начиная с предательства] покойной Целиковской (в 1959–1975 годах гражданская жена Любимова. — С. В.), для которой мы собирали деньги, когда она лежала в ЦКБ, на прибор для поддержки дыхания, и кончая тем, что он предал труппу, которая составила если не большую часть, то половину его успеха. Нет режиссера без труппы. И нет труппы без режиссера. Мы его тут считали своим отцом, он породил нас. Ну и он же — погубил…[892]

Глава 19. Солженицын между министром и виолончелистом

По свидетельству Людмилы Зыкиной, когда в 1964 году Мстислав Ростропович лежал в больнице с кровоточащими венами, Екатерина Фурцева «буквально подняла на ноги всю столичную медицину в поисках каких-то дефицитных препаратов, чтобы ускорить процесс [выздоровления]»[893]. Екатерина Алексеевна неоднократно ездила к Мстиславу Леопольдовичу в больницу, подбадривала его, ежедневно справлялась у врачей о здоровье Ростроповича. Талант Фурцевой, по словам Зыкиной, «сказывался во всем, в том числе и в умении общаться с творческими людьми, натурами порой сложными, противоречивыми, своеобразными, в точном определении достоинств, успеха того или иного артиста в самых разных жанрах. Она, например, буквально боготворила Галину Вишневскую, поддерживала певицу чем могла. Помогла ей в присвоении звания народной артистки СССР, давала рекомендации в зарубежные поездки»[894]. Данный рассказ — предыстория двух конфликтов, в котором пришлось по должности принимать участие героине нашей книги.

Вышедший из лагеря Александр Исаевич Солженицын был обласкан Никитой Сергеевичем Хрущевым и стал одним из самых известных и востребованных писателей недолгой «оттепели». Фактически «оттепель» закончилась еще в последние два года хрущевского правления, а формально была свернута в начале брежневской эпохи. Председатель Комитета по печати при Совете Министров СССР Николай Михайлов 15 января 1966 года раскритиковал в записке ЦК книгу «Люди, годы, жизнь» автора термина «оттепель» Ильи Эренбурга. По словам Николая Александровича, Эренбург «в своей субъективной, крайне тенденциозной, неправильной оценке многих общественных процессов, исторических событий и фактов пытался по существу пересмотреть партийную линию в развитии ряда явлений советской жизни, литературы, искусства»[895]. Вслед за Ильей Эренбургом Михайлов обрушился с критикой на Александра Солженицына. По свидетельству Николая Александровича, до сих пор не была «дезавуирована высокая оценка», данная в свое время повести «Один день Ивана Денисовича» Никитой Хрущевым. Николай Михайлов обращал внимание руководящей группы товарищей на непрекращающиеся попытки представить Солженицына советским писателем номер один[896].

^{Е. А. Фурцева и Л. Г. Зыкина в Кремлевском дворце съездов. 1973 г. [ЦГА Москвы]}