Екатерина Фурцева. Женщина во власти

Когда в 1970 году Александр Исаевич Солженицын закончил работу над «Августом четырнадцатого» — романе-эпопее о поражении войск Русской императорской армии в битве при Танненберге в Восточной Пруссии, — Мстислав Ростропович, у которого так и жил даче писатель-диссидент, посоветовал ему не отдавать сразу произведение на Запад:

— Ты должен известить сначала все советские издательства, что закончил роман, — наставлял Ростропович Солженицына на путь истинный.

— Да ведь не будут печатать — рукопись только истреплют, — со знанием дела заявил Александр Исаевич.

— А ты не давай рукопись, разошли письма во все редакции с извещением, что закончил роман. Напиши, на какую тему, пусть они официально тебе откажут, тогда ты сможешь считать себя вправе отдать рукопись за границу.

Солженицын написал в семь издательств, но ни одно из них даже не удостоило писателя ответом.

За дело взялся сам Мстислав Ростропович: попросил у Александра Исаевича один экземпляр и позвонил Петру Демичеву. Петр Нилович был рад звонку, спросил о здоровье, пригласил зайти. Последним не преминул воспользоваться Мстислав Леопольдович:

— С удовольствием зайду, Петр Нилыч. Мне нужно вам кое-что передать. Вы, конечно, знаете, что на нашей даче живет Солженицын. Он сейчас закончил исторический роман «Август четырнадцатого»…

— Да? В первый раз слышу, — сразу изменившимся, строго официальным, тоном ответил Демичев.

Почувствовав изменение отношения, Ростропович все с тем же самым энтузиазмом поручился за благонадежность рукописи:

— Я прочитал роман, Петр Нилыч. Это грандиозно! Уверен, что, если вы прочтете, вам понравится.

Затем в телефонной трубке повисла пауза. Демичев размышлял, каково будет продолжение диалога. Первым не выдержал импульсивный композитор:

— Вы меня слышите, Петр Нилыч?[904]

Сталин в таких случаях прерывал телефонные диалоги, попросту кладя трубку. Однако, как заметила некогда Фурцева, на дворе стоял не тридцать седьмой год. Да и Демичеву было до покойного Хозяина как до Луны пешком.

— Да, я вас слушаю… — обреченно продолжил «диалог» слепого с глухим Петр Нилович.

— Так я через полчаса привезу вам книгу, — наивно уточнил Ростропович.

— Нет, не привозите, у меня сейчас нет времени ее читать, — сразу же нашел «продолжение» Демичев.

— Так, может, кто-нибудь из ваших секретарей прочтет?

— Нет, и у них не будет времени[905].

На этом разговор, собственно, и закончился.

Ростропович позвонил Фурцевой. Учтя провал, он записался на прием (очевидно, припомнил, что многие большие руководители падки на самую грубую лесть). Встретила его Екатерина Алексеевна весьма радушно:

— Славочка, как я рада вас видеть! Как поживаете? Что Галя, дети?

— Спасибо, Екатерина Алексеевна, все хорошо, все здоровы.

— А «этот-то» все так и живет у вас на даче? — упредила Ростроповича Фурцева.

В разговоре Екатерина Алексеевна иначе Солженицына не называла.

— Конечно, куда же ему деваться? Квартиры нет, не в лесу же ему жить. Вы бы похлопотали за него, чтобы квартиру ему в Москве дали… Самое главное, что он здоров, много работает и только что закончил новую книгу, — с радостью сообщил Ростропович, напрасно надеясь разглядеть на лице собеседницы счастливое выражение от услышанной новости.

— Что-о-о? — протянула Фурцева, судорожно пытаясь понять, как вести дальнейший диалог. — Новую книгу? О чем еще?

— Не волнуйтесь, Екатерина Алексеевна, книга историческая, про войну четырнадцатого года, которая еще до революции была, — поспешил сообщить ей Ростропович.

Тут следует заметить, что подкованный политрабочий в этом месте обязательно ввернул бы цитату из Владимира Ильича Ленина о перерастании войны империалистической в войну гражданскую, успокоив бы «лукавым талмудизмом» (выражение Льва Клейна) члена ВКП(б) с 1930 года.

Однако в чем в чем, но в общении с партийными руководителями Ростропович не преуспел:

— Я принес рукопись с собой, она в этом пакете. Вы обязательно должны ее прочитать.

Зря Мстислав Леопольдович это произнес. Его слова были по старой партийной традиции восприняты как попытка давления. Причем не только на самую Фурцеву. Давления на ЦК. Давления на партию.

— Уверен, что вам очень понравится, — продолжать «давить» на министра гениальный виолончелист и никакой политический деятель.

Ростропович хотел положить рукопись на стол, однако Фурцева и слышать ничего не желала.

— Немедленно заберите! Имейте в виду, что я ее не видела! — безапелляционно заявила «Славочке» Екатерина Алексеевна.

Мстислав Леопольдович еще долго, как коробейник, ходил с текстом по инстанциям, а затем сдался. Пришел к себе на дачу, к «этому» самому Александру Исаевичу, и признал свое поражение:

— Ничего не вышло, Саня. Отправляй текст на Запад![906]