Екатерина Фурцева. Женщина во власти

Однако меры эти вызвали у Мстислава Ростроповича исключительно чувство раздражения. Когда в 1973 году Министерство культуры СССР запланировало гастроли Ростроповича в ряде социалистических и капиталистических стран, Мстислав Леопольдович заявил Екатерине Алексеевне Фурцевой, что выезжать за границу он не намерен. И при этом сослался на обширный график внутрисоюзных гастролей. Это было туше. Как в том анекдоте об актере: «Какой Голливуд? У меня сейчас елки!» В январе 1974 года Ростропович, находясь в Париже, заявил иностранным корреспондентам, что в 1972–1973 годах ему было запрещено выезжать из Советского Союза. В данном случае он фактически подставил Фурцеву и ее товарищей из ЦК КПСС под идеологический огонь капиталистического блока[919].

Роман «Август четырнадцатого» вышел за границей в 1971 году, вызвав грандиозный скандал. Находясь в ФРГ, делегат XXIV съезда КПСС Константин Симонов 22 апреля 1971 года высказался за публикацию романа «Август четырнадцатого» в СССР. Константин Михайлович прямо заявил: исключение Александра Исаевича из Союза писателей СССР едва ли станет «лучшей воспитательной мерой». Симонов также выступил с критикой советской цензуры в ее тогдашнем варианте:

— Я не намерен скрывать, что у нас существует цензура, и было бы странным, если бы я как писатель сказал, что люблю ее. Однако она нужна. Она была введена Лениным на трех условиях: не допускать к печати ни контрреволюционной, ни мистической, ни порнографической литературы. Тогда, когда цензура выходит из рамок этого ограничения, она мне совсем не по душе[920].

^{Р. К. Щедрин. 1975 г. [ЦГА Москвы]}

Павел Романов, докладывая об этом 29 апреля Центральному комитету, сделал вполне логичный вывод о том, что заявления Симонова можно расценивать как апелляцию к западному общественному мнению по вопросам, которые касаются внутренней политики нашей партии в области руководства литературой и искусством[921].

В июне 1971 года роман «Август четырнадцатого» был напечатан в Париже эмигрантским издательством «ИМКА-пресс» тиражом 20 тыс. экземпляров. Западногерманская «Франкфуртер альгемайне» констатировала, что, поскольку публикацию завершает послесловие за подписью Солженицына, нет никаких сомнений в том, что Александр Исаевич лично дал согласие на выход романа за рубежом. (А что ему еще оставалось делать?)

В рецензиях подчеркивалось, что Солженицын бросал вызов «самой основе сталинского и неосталинского (! — С. В.) режима», с любовью воспевая (это станет лейтмотивом девяностых и нулевых годов XXI века) Россию, которую мы-де потеряли. Это при том, что в уста офицера-генштабиста сам Александр Исаевич вложил провокационное:

— Россией должны править дураки, Россия не может иначе.

Павел Романов весьма прозорливо докладывал в ЦК КПСС: Александр Солженицын использовал старый, проверенный метод, который не позволял упечь его за решетку по 58-й статье — перенося действия в дореволюционное время, при том что любой читатель сразу понимал, что автор поднимал проблемы советского общества на фоне исторических событий прошлого[922].

Американская «Интернэшл геральд трибюн» 18 июня опубликовала текст эпилога-обращения Александра Солженицына, в котором писатель разъяснял зарубежным читателям: книга не может быть опубликована в Советском Союзе вследствие непонятных любому здравомыслящему человеку цензурных запретов, и в частности требования написания слова «Бог» со строчной буквы. Справедливо признавая последнее «самым примитивным проявлением атеистической ограниченности», Александр Исаевич недоумевал, почему в названии «Районное Управление Заготовок» все слова начинались с прописной буквы, в то время как «обозначение наивысшей созидательной силы вселенной» почему-то приказывалось писать со строчной[923].

Главлит 29 июня направил в ЦК КПСС справку о положении советской интеллигенции, составленную по материалам западной печати. В документе говорилось о том, что наши западные партнеры писали о расширении рядов «политической оппозиции» в СССР, которое связывалось прежде всего с укреплением союза творческой и технической интеллигенции на ниве «недовольства политикой режима»[924]. Американский журнал «Ньюсуик» 1 февраля 1971 года напечатал статью, в которой говорилось о двух течениях в советской интеллигенции. Одна группировка, состоявшая из влиятельных людей вроде Солженицына и Сахарова, стремилась изменить советское общество изнутри и использовала с этой целью более или менее легальные протестные формы, а вторая, состоявшая из молодежи, и прежде всего творческой, испытала психическую подавленность в связи с недостатком влияния, а потому прибегала к противозаконным действиям.