Екатерина Фурцева. Женщина во власти

Ростропович, которому Вишневская рассказала о переговорах, направил Демичеву телеграмму — по иронии Галины Павловны, такую же любовную, как ей самой в их медовый месяц.

Однако на этом история не закончилась. По версии Галины Вишневской, возмущенные Тамара Милашкина, Владимир Атлантов и Юрий Мазурок записались на прием к Петру Демичеву, к ним присоединились Евгений Нестеренко и Елена Образцова. Якобы по итогам их визита запись «Тоски» с Галиной Вишневской и была отменена.

Участник событий Евгений Нестеренко рассказывал об этом инциденте иначе. Вопрос решался 27 марта 1974 года в кабинете у Фурцевой. Присутствовали не только Атлантов, Милашкина, Образцова, Мазурок и сам Нестеренко, но и главный дирижёр Большого Юрий Симонов и Ирина Архипова, игравшая серьезную роль в парткоме театра. Министр выслушала жалобу и сразу же позвонила Василию Пахомову, весьма жестко поинтересовавшись, как он мог допустить такую глупость, как одновременная запись двух версий одной и той же оперы с одним и тем же оркестром.

Екатерина Алексеевна, по рассказу Евгения Нестеренко, поступила мудро: распорядилась сначала закончить первую версию «Тоски» с Владимиром Атлантовым и Тамарой Милашкиной, а затем, коль скоро процесс уже запущен, организовать запись второго варианта. Нестеренко предположил, что Фурцева связалась с Демичевым.

В тот же день ситуация стала известна Вишневской и Ростроповичу, которые не стали бездействовать. К вечеру участники дневного совещания в Минкульте были приглашены на Старую площадь. Демичев, разобравшись в происходящем, счёл требования Атлантова и Милашкиной справедливыми, на чем вопрос, по мнению Нестеренко, был решен. Евгений Евгеньевич прямо указал в мемуарах: несмотря на то что «шум, который был поднят в театре клевретами Вишневской»[936], был невообразимым, он, когда бы всё это повторилось, точно так же поддержал бы своих товарищей, как он это сделал в 1974 году. Конфликт вокруг «Тоски», очевидно, стал для коллег Галины Павловны, которые, судя по позднейшим воспоминаниям и интервью, отлично ладили друг с другом, «последней каплей».

При этом если у Фурцевой и Демичева регулярно возникали проблемы с Вишневской и Ростроповичем, то с ее «оппонентами по „Тоске“» личные отношения, напротив, были хорошими. Это подтвержала Елена Образцова, отмечавшая, что разговоры с Фурцевой всегда были человеческими, тёплыми. По мнению Елены Васильевны, женщина и министр в ней сочетались «по довольно высокому счету». Екатерина Алексеевна была совершенно неординарной личностью. «Главное, — подчеркнула Образцова в интервью Феликсу Медведеву, — личностью».

— Я восхищаюсь ею, — заявила Елена Васильевна, — как она с мужиками расправлялась, с подчиненными, с известными деятелями культуры. Расправлялась — я имею в виду в том смысле, что вникала в дела и умела власть употребить. Конечно, было в ней много детского, смешного, ведь из простых попала на такую вершину. Но училась, схватывала. Вот этот трогательный наив поступков в поведении рядом с решениями государственного общекультурного масштаба меня всегда восхищал.

Генеральное сражение за места под солнцем Большого театра было звездной парой Вишневская — Ростропович проиграно. Следствием стала скандальная эмиграция Галины Павловны и Мстислава Леопольдовича.

Когда Галина Павловна подала заявление на выезд за рубеж, Екатерина Алексеевна решила сделать всё во избежание крупного скандала.

Дома у Вишневской раздался телефонный звонок.

— Галина Павловна, почему вы подали заявление, не поговорив со мной? — включив свой бархатный голос, спросила министр культуры.

— Катерина Алексеевна, я устала…[937]

Поскольку никакой реакции не было, договорить Галине Павловне всё же пришлось:

— Я не хочу больше объяснять вам то, что вы хорошо знаете.

Понимая, что в этом разговоре нельзя дать слабину, Вишневская добавила:

— Одно скажу вам: отпустите нас по-хорошему, не создавайте скандала и не шумите на весь мир: ни я, ни мой муж в рекламе не нуждаемся.

И закончила строго официально:

— Через две недели будьте любезны дать ответ, дольше мы ждать не намерены и будем предпринимать следующие шаги. Раз мы пришли к решению уехать, мы этого добьемся. Вы меня достаточно хорошо знаете, я пойду на всё.

— Мы могли бы спокойно объясниться, я пойду в ЦК, и всё утрясется, — решила предпринять последнюю попытку примириться Фурцева. — Какие ваши желания?

— Екатерина Алексеевна, ничего теперь не нужно. Ни мне, ни Славе. Я хочу только одного: спокойно и без скандала отсюда уехать.

Здесь Галина Павловна, мягко говоря, слукавила, поскольку Мстислав Ростропович не был бы собою, когда бы не попытался использовать зарубежные связи на случай осложнений.

В дело активно включилось посольство США. Ростроповичу оттуда позвонил секретарь сенатора Эдвард Мур Кеннеди:

— Господин сенатор просил вам передать, что он сегодня был у господина Брежнева. Среди прочих вопросов говорил и о вашей семье, что в Америке очень взволнованы вашей ситуацией. И господин сенатор выразил надежду, что господин Брежнев посодействует вашему отъезду.