Екатерина Фурцева. Женщина во власти

— Я очень стеснялась ее, особенное первое время, да и потом мы никогда не были в приятельских отношениях, как это представляется […] хулителям Фурцевой, — констатировала Зыкина. — Мы с ней были разного возраста, и она мне своего сокровенного не доверяла, я же с ней могла посоветоваться о чем-то, но никогда о чем-либо значительном не просила. Я всегда держала дистанцию во взаимоотношениях, поскольку она была для меня очень большим, государственного масштаба человеком[957].

Людмила Георгиевна рассказала, как в дирекции Москонцерта ей, уже широко известной певице, предложили написать заявление с просьбой об увеличении стандартной ставки 16 рублей за выступление. Директор Москонцерта направил докладную записку Василию Кухарскому, а замминистра доложил вопрос Екатерине Фурцевой. Та при встрече спросила Людмилу Георгиевну:

— Неужели вы, Люда, не могли ко мне обратиться?

— Не могла. С моей стороны такая просьба выглядела бы бестактной[958].

Иногда Зыкина встречалась в Фурцевой на фестивалях искусств, днях культуры, юбилейных и правительственных концертах. Об одном совместном пребывании в Кремле Людмила Георгиевна рассказывала впоследствии:

— Екатерина Алексеевна приглашала меня на приемы. Однажды был очень долгий официальный прием во Дворце съездов, и она предложила поехать пообедать в министерстве. Приехали, сели за стол, и тут неожиданно подошел ее заместитель Попов, поставил на стол бутылку коньяка, налил в ее рюмку. Нам надо было возвращаться на прием, где Екатерине Алексеевне предстояло выступать, поэтому я взяла и как бы шутя выпила коньяк из ее рюмки. Она все поняла: «Людочка, это вы правильно поступили»[959].

Дружба дружбой, но для обеих служба была службой.

В Кремле Людмила Георгиевна старалась петь песни героико-патриотические, о Родине, о России, хотя, по убеждению самой Зыкиной, ей более удавались лирические. Зыкина не считала возможным «вдаваться в лирику»[960] на официозах — до тех пор, пока Фурцева на одном из концертов в Кремлевском дворце съездов не спросила ее:

— Люда, а почему бы вам не исполнить «Ивушку» Григория Пономаренко? Она у вас, кажется, неплохо получается.

— Ой, Екатерина Алексеевна, как хорошо, что вы мне подсказали. У меня давно такое желание созрело, да все никак не решалась.

Зыкина говорила, что Фурцева была «искренним, добрым, отзывчивым человеком», никогда не позволявшим себе демонстрировать «свое превосходство перед нижестоящими», никогда не пытавшимся кого-то обидеть. Если подобное случалось, страшно переживала и обязательно приносила извинения за бестактность или ошибку.

Зыкина призналась, что много раз выходила из кабинета на улице Куйбышева «в слезах, но довольная», поскольку «только любящий человек может сказать в глаза правду. Потому что хочет добра»[961].

— С нее хотелось брать пример — элегантна, говорила всегда только по делу, — вспоминала Людмила Георгиевна о Екатерине Алексеевне.

Фурцева хотела, чтобы Зыкина росла творчески:

— Люда, вы должны следить за собой и быть всегда на высоте[962].

Иногда Екатерина Алексеевна могла сделать и конкретное замечание. К примеру, Фурцева не раз упрекала Людмилу Георгиевну за то, что она начинала полнеть:

— Певица вашего уровня должна быть точеной![963]

Фурцева, по свидетельству Зыкиной, вообще умела ухаживать за собой: привести в порядок лицо и причесаться. У нее были очень красивые шиньоны: один на работу, другой на банкет, «и всегда всё выглядело безупречно». Туфли Екатерина Алексеевна носила исключительно на каблуках.

Фурцева любила попариться с бане, понимая в этом толк. В баню всегда ходила с двумя женщинами — ее «давними знакомыми, кажется, инженерами», иногда к этой троице присоединялась и Зыкина (однажды со своей подругой Любовью Шалаевой).

Однажды Людмила Зыкина захотела купить «пежо». Тогда пошлина на покупку иномарок составляла в СССР 200 % и требовалось специальное разрешение сверху, чтобы пошлину в стране, боровшейся со спекуляцией, не платить. Людмила Георгиевна пришла к Екатерине Алексеевне и заявила ей:

— Я уже сколько лет работаю. Может быть, разрешите купить мне заграничную машину?

И вот тут в Фурцевой проснулся член ЦК КПСС и союзный министр:

— Какую машину?

— Да вот «пежо» мне приглянулся…

— Вы что, Людмила, в «Волге» уже разочаровались? Вам наша «Волга» уже тесная стала, не нравится?

— Да что вы, Екатерина Алексеевна, нравится, просто все стали ездить на иномарках.

— А я не хочу вас видеть в заграничной машине. Вы — русская женщина, русская певица. Не подводите нас, русских (курсив наш. — С. В.). Лучше купите другую «Волгу»[964].

Фурцева была настолько убедительна, что в итоге Зыкина 25 лет отъездила на «Волге» и только потом купила «шевроле».