Екатерина Фурцева. Женщина во власти

Разумеется, Мстислав Ростропович не мог знать о том, что осторожный Михаил Шолохов 30 июля 1965 года провел разведку боем, направив письмо первому секретарю ЦК КПСС, «дорогому Леониду Ильичу» Брежневу. Михаил Александрович прямо запросил: как Президиум ЦК КПСС отнесется к тому, «если эта премия будет (вопреки классовым убеждениям шведского комитета) присуждена мне и что мой ЦК мне посоветует?»[912] Что характерно, Брежнев это письмо даже не прочитал. Отдел культуры ЦК дал положительный отзыв, а товарищи из Президиума ЦК, между прочим в отсутствие «дорогого Леонида Ильича» (А. Н. Шелепин, Д. Ф. Устинов, Н. В. Подгорный и Ю. В. Андропов), «согласились с мнением отдела»[913].

^{М. А. Шолохов и Е. А. Фурцева в группе писателей. 1960 г. [ЦГА Москвы]}

Мстислав Леопольдович логично заметил, что если бы в свое время Михаил Шолохов отказался принять премию из рук присудивших ее Борису Пастернаку «по соображениям Холодной войны»[914], он бы понял, что и дальше мы не доверяем объективности и честности шведских академиков. Однако кампания вокруг присуждения Нобелевской премии Александру Солженицыну означает, логично утверждал Мстислав Ростропович, избирательность в принятии или непринятии советским руководством указанной премии.

В ноябре КГБ при Совете Министров СССР информировал ЦК КПСС о том, что открытое письмо Ростроповича вызвало газетную шумиху в ФРГ. Комитет госбезопасности предложил принять ряд мер по пресечению распространения крамолы за границей. В частности, по совету первого заместителя председателя КГБ Семена Кузьмича Цвигуна находившаяся в то время в Праге Фурцева должна была пригласить Мстислава Леопольдовича в Чехословакию и решить вопрос о прекращении его гастролей. Кроме того, предложили под благовидным предлогом отложить поездку в Австрию Галины Павловны, выезд которой был запланирован на 16 ноября. Примечательно, что Екатерина Алексеевна со своей стороны просила Центральный комитет партии не отменять поездку певицы: «…запрещение выезда Вишневской в настоящих условиях могло бы явиться дополнительным поводом для продолжения и усиления антисоветской пропаганды, вызванной письмом Ростроповича»[915]. Сама Вишневская не без оснований опасалась, что ее могли не выпустить для окончания записи «Бориса Годунова» с Гербертом фон Караяном. Она надеялась, что, поскольку половина записи уже сделана, маэстро своим авторитетом добьется разрешения на выезд[916]. Очень вероятно, что эти соображения вкупе с письмом в ЦК КПСС министра культуры возымели «кумулятивный эффект».

^{Т. Н. Хренников, Д. Д. Шостакович и Е. А. Фурцева в первом ряду (слева направо) во время одного из заседаний в Кремле. 1959 г. [ЦГА Москвы]}

Подчеркнем, что возмущены антисоветским поступком Мстислава Ростроповича были не только партийные руководители, но и товарищи Мстислава Леопольдовича по «музыкальному фронту». Заместитель Фурцевой Василий Кухарский направил в ЦК КПСС записку, в которой доложил, что Дмитрий Шостакович, несмотря на многолетнюю дружбу с Мстиславом Ростроповичем, «в самых сильных выражениях квалифицировал поведение Ростроповича и как недопустимое и безобразное»[917]. В тот же день послание аналогичного содержания направил в ЦК и Тихон Хренников. Руководитель Союза композиторов СССР прямо заявил: все, с кем ему приходилось беседовать, возмущены поведением Мстислава Ростроповича. Родион Щедрин с негодованием заявил о том, что подобное поведение недостойно советского гражданина, Арам Хачатурян не удержался от брани. Георгий Свиридов подчеркнул, что Ростроповичу свойственны самореклама и крайний эгоцентризм[918]. Василий Шауро, ознакомившись с обеими записками, направил их наверх. Они попали на стол Александру Яковлеву, который, по его собственному признанию, делал карьеру в партаппарате для того, чтобы доконать уже фактически мертвую, лишенную какой-либо идеи империю — прямо как Ромул Великий в известной пьесе Фридриха Дюрренматта.

Мстислав Ростропович помимо письма в защиту Солженицына начал держать себя нарочито резко с ведомствами культуры и концертными организациями. В ответ руководящие товарищи приняли меры. Во-первых, перенесли гастроли маэстро на более поздние сроки. Во-вторых, создали условия для активизации исполнительской деятельности Мстислава Леопольдовича внутри страны. Если в 1970 году Ростропович дал в СССР 28 концертов, в 1971 году — 118, в 1972 году — 81, а в 1973 году — 130.