Легкая фамильярность, которую она позволяла людям, путешествовавшим с ней, присутствие ее молодого фаворита, память о тех, кто ему предшествовал, ее веселость, ее переписка с де Линем, Вольтером и Дидро позволяли предполагать, что она не будет шокирована откровенной любовной историей. Поэтому я прочел одно стихотворение — немножко рискованное, но достаточно пристойное по форме, чтобы быть принятым в Париже герцогом де Ниверне, принцем де Бово и дамами, чья добродетель равна их дружелюбию.
К огромному моему удивлению, я внезапно увидел, как лицо моей смеющейся попутчицы превратилось в лик величественной государыни, которая прервала меня абсолютно посторонним вопросом и тем самым изменила тему разговора.
Через несколько минут, дабы показать ей, что я усвоил урок, я попросил ее прослушать другой отрывок, совсем иной по природе, и на него она обратила самое благосклонное внимание; когда она хотела, чтобы ее слабости уважали, она старалась прикрыть их вуалью приличий и чувства собственного достоинства»{944}
.
А в столице ветрянка Александра и Константина сменилась легкой атакой скарлатины; Елена также демонстрировала подозрительные симптомы. Великие князь и княгиня беспокоились за своих малышек, так как те не были еще привиты от оспы — а доктора сообщили им, что иногда скарлатина сопровождается оспой. Поэтому 20 марта Мария Федоровна написала императрице, прося ее разрешения как можно скорее привить двух старших-девочек; придворные доктора рекомендовали для проведения этой операции доктора Холидея. Екатерина целиком одобрила просьбу, явно довольная в данном случае здравым отношением невестки к прививке{945}
. Прививку делали в Царском Селе. Увлекавшаяся садоводством Мария Федоровна в этой теме находила полное взаимопонимание со свекровью; тут она тоже любила причуды, обладала чувством юмора и была полна энтузиазма, в отличие от мелодраматизма и излишней эмоциональности в прочих обстоятельствах. Екатерину и порадовало, и рассмешило письмо с вложением великой княгини от семнадцатого апреля: «Я нашла на лужайке пучок свежей травы, сразу же подобрала его — и мне пришло в голову, что первая свежая зелень из дорогого Царского Села может доставить вам удовольствие, дорогая мама, или что вы по крайней мере рассмеетесь примысли, что ее послали в путешествие за шесть тысяч миль. Поэтому я и отправляю травку вам»{946}. Екатерина ответила, послав образчик травы из Кременчуга. Мария Федоровна сообщила также о продвижении в строительстве под руководством Камерона новой галереи — ее крышу поддерживали ионические колонны, заканчивалась она портиком, от которого спускались две грациозные лестницы, соединяясь на полпути вниз: «Мы ходили посмотреть огромную лестницу галереи и нашли ее уже украшенной статуей Геркулеса, которая производит потрясающий эффект; весь ансамбль великолепен и действительно оставляет сильное впечатление»{947}.