Екатерина Великая

«В последние три дня сэр Николас начал есть бульон, потому что он хочет есть все время. Думаю, что восьмидневный ребенок не должен столько есть. Это неслыханно! У всех нянек опускаются руки. Если это продолжится, в шесть недель его отлучат от груди. Он смотрит на всех, держит голову и двигает ею, как я»^{1075}.

Крещение Николая состоялось на следующий день; его брат Александр был крестным отцом.

4 августа граф Шверин, конюший короля Швеции, объявил о скором приезде семнадцатилетнего короля Густава IV Адольфа, который путешествовал (как и его отец до него) под именем графа Гага. Его сопровождал дядя-регент, в путешествии звавшийся графом Ваза. Шведская делегация прибыла в Санкт-Петербург вечером 13 августа и через два дня была принята в Эрмитаже. Первоначально Екатерина встретила молодого короля и регента одна. Шведский путешествующий двор состоял из двадцати трех человек; вкупе со слугами — из ста сорока; вся свита остановилась у шведского посла Штединга. Когда Екатерина описывала Гримму свое первое впечатление по их прибытии, она, вероятно, смотрела сквозь розовые очки, так как позднее описала короля как «меланхоличного и смущенного мечтателя»^{1076}:

«Пятнадцатого августа в шесть часов вечера графы появились в Эрмитаже, где в течение четверти часа познакомились со всеми. Граф Гага заслужил не только одобрение, но даже немедленную всеобщую любовь; и заметьте, такого тут никогда и ни с кем не случалось до него. Он весьма замечательная фигура: величественный и мягкий, с очаровательной физиономией, на которой написаны интеллект и обаяние. Он очень достойный молодой человек, и, несомненно, ни один другой трон в Европе не может похвастать чем-либо столь же обнадеживающим. У него доброе сердце, он очень вежлив, но проявляет осмотрительность и сдержанность, не свойственные его возрасту; одним словом, повторяю, он очарователен. Шестнадцатого он провел вечер со мной в Таврическом дворце, где, как и в первый день, был бал и ужин. Сплетники заявляют, что заметили, как его взгляд становится мягче и его величество порой розовеет от удовольствия. Что касается юной леди, то она потеряла свою собаку, и это заставило ее плакать всю ночь и все утро; мадам генеральша Ливен, ее гувернантка, умирала от страха, как бы глаза не остались красными. Вчера, семнадцатого, хотя собака еще не найдена, она, тем не менее, повеселела. После обеда граф Гага долго беседовал с ней, и хотя оба стояли на солнце, которое было очень жарким, нельзя было не заметить, что ни один, ни другая не ощущали жары»^{1077}.

Графиня Головина составила собственное видение молодого короля: