Поколику высокие путешественники прибыли к обеду, то он незамедлительно и был подан проголодавшимся монархам и их свите. Вкушали отменную еду за веселым разговором, при звуках прекрасной роговой музыки, в прохладном павильоне, специально выстроенном, небольшом деревянном дворце на самом высоком месте горы Каламите. Екатерина, князь Потемкин, граф Фалькенштейн и некоторые другие уже завершали обед, когда императрица Екатерина Алексеевна и ее фаворит Александр Мамонов заметили, что Светлейший князь сделал какой-то знак своему адъютанту. Они не сразу заметили, как задвигался голубой бархатный занавес, коий казался просто драпировкой павильона, а на деле оказалось, что это балконные шторы. Когда они раздвинулись, перед глазами путешественников открылась изумительная, режущая глаза ярким голубым цветом, глубокая бухта, в самом центре коей, как и замыслил князь Потемкин, красовался целый флот с русскими флагами. Ошеломленное окружение государыни, на некоторое время, потеряло дар речи. Все повскакивали со своих мест, и подошли к перилам балкона. Крайне удивленные Екатерина и Мамонов оказались тамо, понятно, впереди всех. Оглянувшись на остальных, они увидели, как сметано-белое, красивое лицо Австрийского императора вытянулось, выражая не ложное изумление. Все присутствующие были изрядно потрясены, понеже трудно было поверить, что на берегу, никому неизвестной бухты, раскинулся в виде подковы абсолютно не татарский, а русский город, где в центре стоит церковь, купол коего осеняет православный золоченый крест! На рейде покачивались три линейных корабля, двенадцать фрегатов, двадцать мелких судов, три бомбардирские лодки и два брандера. Раскинувшаяся пред гостями панорама, была восхитительна, и все заговорили о своем желании спуститься и походить по берегу залива. Тем паче, что, в разгар их восхищенных восклицаний, на флагманском корабле «Слава Екатерины» был поднят кайзер-флаг: сие право, еще в Киеве, императрица изволила дать князю Потемкину, как главнокомандующему Черноморским флотом. По его знаку, из всех пушек корабли открыли огонь, коий заставил всех потрясенных зрителей замереть в немом восхищении.
Государыня Екатерина Алексеевна, не верила своим глазам. Рот ее приоткрылся и застыл в недоверчивой улыбке. Она переводила восхищенный взгляд попеременно от бухты на князя, и наоборот, не в состоянии выдавить из себя и слова. Ее великолепный Первый министр, в адмиральской одежде, с развивающейся густой шевелюрой, смотрел вперед и, не глядя ни на кого, гордо улыбался. Она не расслышала, что сказал ей Мамонов, но когда к ней обратился император, Екатерина, наконец, кажется, поверила всему происходящему.
– У вас прекрасный флот, Ваше Императорское Величество! – растерянно-уважительно молвил император.
– Сама не верю глазам своим, граф Фалькенштейн, – обретая голос, воскликнула, разволновавшаяся императрица и жестом указала на Светлейшего князя:
– Паки сие заслуга моего Первого министра, Светлейшего князя Потемкина!
Лицо Екатерины теперь выражало восторг и глубочайшее почтение. Она не могла отвести от него глаз.
– Князь, Григорий Александрович! – говорила она, обратившись к нему при всех. – Благодарение вам от меня и всего Отечества!
Потемкин, с гордым достоинством низко поклонившись, подошел к руке и более не отходил от нее, поминутно наклоняясь к ней и что-то поясняя. Окружающие с любопытством поглядывали на князя и государыню, понеже все понимали: Екатерина была весьма довольна всем увиденным досель в Таврической губернии и постоянно нахваливала своего наместника. Севастопольский же флот, это было что-то сверх всякой меры и, вестимо, за оное должно было последовать изрядное вознаграждение. А уж, все знали, императрица не поскупится!
После долгого лицезрения залива и кораблей на нем, гости, наконец, вернулись за стол. Потемкин предложил тост за Ея Величество Екатерину Вторую и Его Величество Иосифа Второго. Присутствующие ощутили всю торжественность минуты. Придя в себя, гости устремили свои глаза на лицо императрицы, кое выражало потрясение, счастье, неподдельную радость и гордость за своего многолетнего доверенного фаворита и, вестимо, за себя. Ее глаза засияли так, как давно не сияли и буквально зафиксировались на лице князя Потемкина. Чуть позже, она медленно и торжественно, подошла к нему, троекратно звучно поцеловала. Зарумянившийся наместник Новороссии, не теряясь, крепко обнял ее, затем, опустившись на колено, облобызал ее руку со словами:
– Все оное тебе, милостивая государыня-матушка, ради тебя и нашего родного Отечества.
Безбородко, Барятинский, Протасова, Перекусихина, и некоторые другие прослезились. Мамонов, стоя обособленно, отводил долу ревнивые глаза. Сама Екатерина, пребывая в большом и радостном волнении, сдерживая слезы, пригласила всех вечером собраться на пир.