Екатерина Великая. Греческий прожект

– В столице я оставила проверенного человека – графа Кирилла Разумовского. Средства же к успешному управлению, граф, самые обыкновенные. Я установила себе правила и начертала план: по ним я действую, управляю и никогда не отступаю. Воля моя, раз выраженная, остается неизменною. Таким образом, все определено, каждый день походит на предыдущий. Всякий знает, на что он может рассчитывать и не тревожится по-пустому.

– Удивительно! – воскликнул граф, не сводя не ложного восторженного взгляда с императрицы, к которому она давно привыкла. Однако, почувствовав, что слова ее не убедили дипломата, она продолжила:

– Некоторе время назад, мой статс-секретарь, Василий Попов, выразил удивление, касательно того, что все мне слепо повинуются и тщатся угодить. И знаете, как я ему ответствовала?

Де Сегюр, слушавший с аттенцией, воскликнул:

– Хотелось бы узнать, Ваше Величество!

– Сие не так легко, – объяснила я ему, – во-первых, повеления мои не исполнялись бы с точностию, естьли бы не были удобны к исполнению; я весьма осмотрительна и осторожна в издании моих узаконений. Я разбираю обстоятельства, советуюсь, разведываю мысли просвещенной части народа, и по тому заключаю, какое действие указ мой произвесть должон. И когда уж наперед я уверена в общем одобрении, тогда выпускаю мое повеление и имею удовольствием то, что вы называете, граф, слепым повиновением. Во-вторых, вы обманываетесь, думая, что вокруг меня все делается токмо мне угодное. Напротив того, это я, которая, принуждая себя, стараюсь угождать каждому, сообразно с их заслугами, с достоинствами, со склонностями и привычками, и поверьте мне, что гораздо легче делать приятное для всех, нежели, чтоб все тебе угодили.

Екатерина замолчав, одарила дипломата своим добрым взглядом. Де Сегюр сочувственно взглянув на нее, заметил:

– Но оное так нелегко!

Государыня, гордо улыбнулась:

– Можливо, сначала и тудно было себя к тому приучить, но теперь я с удовольствием чувствую, что, не имея прихотей, капризов и вспыльчивости, мне не трудно сим упражняться.

Де Сегюр слушал ее с открытым ртом. Граф Нарышкин смешным жестом показал, что надобно бы его закрыть. Граф поспешно сжал свои пухлые губы.

– Ну, как господин де Сегюр, вам мой ответ, – весело, подтрунивая, испросила его императрица.

– Мыслю, токмо таковой мне и следовало ожидать, Ваше Величество, – ответствовал де Сегюр с поклоном.

– Так-то, граф. Все весьма просто! – завершила беседу государыня.

* * *

Между тем, Екатерина постоянно и с большой благодарностью думала о Потемкине. Он почему-то представлялся ей еще тем совсем юным амбициозным и ревностным мальчишкой, когда лицо его всегда было повернуто в ее сторону и неотрывно смотрели влюбленными глазами. И ей казалось, что и по сию пору он остался тем молодым, неукротимым в своих желаниях, молодым человеком, желающим, чтоб она обращала на него всю свою аттенцию и ценила бы его паче других. Как же ей было не оценить гений сего человека, вдруг, на голом месте, воздвигшего целые города, переселившего множество народа чуть ли не со всего света! Построившего флот на Черном море! Благодаря своей разумной стратегии и тактике, присоединившего к России целый полуостров! И, все ради чего? Прежде всего, ради нее: дабы она увидела его радение за нее и Россию. Колико же он перенес клеветы и несусветных наветов!

Екатерина взглянула на него теперь по-новому. Собственно, она и так, колико знала его, толико он и был в ее памяти на особливом месте. Ее согревала мысль о том, что он ей родной человек, что он ей ближе и дороже всех, что токмо ему она может полностью довериться во всем, понеже Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин никогда не предаст свою государыню.

Екатерина была весьма довольна, что, совместно принятая с князем Потемкиным цель поездки в Крым, – показать Европе, что Россия твердо обосновалась у Черного моря, и никому не позволит изменить оное положение, была достигнута. В сей поездке, надобно было показать товар лицом, и Светлейший князь блестяще сумел оное учинить! Все иностранцы были в восхищении, особливо Севастополем. Но надобно было показать и военное могущество. И оное тоже было продемонстрировано: по распоряжению князя Потемкина, Суворов сумел достойно показать присутствующим иностранным военным и дипломатам силу и мощь русских солдат. Смотр войск, показательное учение, а пуще всего имитация Полтавской битвы, прошли выше всяких похвал! И иностранцы, и русские вельможи были поражены внешним видом солдат в новом обмундировании. Но самым удивительным оказалось военная выучка солдат! Многотысячные колонны слаженно маршировали, совершая сложные построения и перестроения. Как ей не быть благодарной своему Первому министру, гениальному организатору и руководителю, князю Потемкину-Таврическому!