Еще и еще раз, обдумывая результаты своей поездки, она все пуще проникалась к Светлейшему князю уважением. Зная цену государственного труда, понеже сама никогда не давала себе роздыха, она тщилась уяснить, как он смог за таковой короткий срок предпринять и развить поистине гигантскую деятельность на таком необъятном пространстве. А ведь его обвиняли в лени и постоянной праздности. Екатерина ведала: князь любил создавать видимость величественной праздности. Но, она знала своего любимого министра и догадывалась, что он прикидывался бездельником, на самом же деле, мозг его работал на благо отечества и днем и ночью, а наиболее плодотворно – ночью, когда все спали. Да и когда ему было спать, когда надобно руководить своей собственной канцелярией, в коей не менее пятидесяти человек, включая переводчиков с французского и греческого языков. Хорошо, что она оставила ему Василия Попова заведовать его канцелярией! Князь полностью ему доверяет. Молодой, расторопный помощник Светлейшего был незаменим во всех учиняемых его делах. Да и новые друзья его, таковые, как молодой, неутомимый и предприимчивый дворянин Михаил Фалеев, стал теперь его квартирмейстером, подрядчиком и соратником, а второй новоприобретенный управляющий его поместий и главный советник – еврей Джошуа Цейтлин, вполне себе хороший помощник в ведении его приватного хозяйства. Размышляя, Екатерина вздохнула: она довольна делами Светлейшего князя и тем, что его окружают не токмо враги.
Екатерина видела, что Светлейший князь завел на юге собственный двор, соперничавший с ее собственным двором. Он, подобно царю, раздает чины и имения, заботится о народе, презирает врагов во дворянстве. У него огромная свита. В городах, по ее указанию, его приветствует вся знать и народ, его приезд отмечают пушечным салютом и балами.
Екатерина усмехнулась, вспомнив, что, издавая указы от ее имени, он не забывал указывать и свои титулы и ордена, как делают обычно царствующие особы.
«Царствуй, – думала она, – царствуй, милый мой, токмо дело делай для меня и народа русского». Да! Ее Первый министр властвовал на юге, как император, и, пожалуй, ни один монарх не доверял никому толико власти, как изволит она доверять Светлейшему князю Потемкину. Но, она не боится наделять таковыми полномочиями своего венчанного мужа, понеже они верили друг другу, и отношения у них были редкостные, уникальные, каковых не было ни у кого в целом свете.
На обратном пути к Санкт-Петербургу государыня Екатерина Алексеевна заехала в Шклов, по слезной просьбе своего бывшего фаворита, генерала Семена Гавриловича Зорича. Въехала она в город через триумфальные ворота, построенные для нее еще семь лет назад, когда она ездила в Могилев на первую встречу с австрийским императором Иосифом Вторым. У ворот, как и в прошлый раз, встречал ее изрядно похудевший, но все такожде красивый, одетый по последнему слову моды, Семен Зорич. Граф Зорич был сама предупредительность: на ужин были приглашены самые изысканные местные богатеи, поданы изысканнейшие явства, прозвучали самые льстивые приветствия и тосты, приятная музыка лилась беспрерывно. Вечером, его, известный на всю округу, большой каменный театр показал императрице русские и французские пиесы, при этом декорации в ходе представлений менялись десятки раз. Танцовщики и певцы не уступали столичным, понеже в театре Зорича танцовали известные на всю Европу танцовщики и среди них – Буткевич и прима-балерина Пелагея Азаревич.
Императрица была довольна деятельностью Зорича: опричь основания и содержания Благородного кадетского военного училища, он поддерживал развитие в городе суконной, кожевенной, канатной и шелкоткацкой мануфактур.
На другой день Екатерина предприняла дальнейший свой путь. В суматошный день прибытия в Шклов, она получила от Светлейшего князя два письма, но ответить не было возможности, ибо, в спешке, заложив куда-то, не могла сразу найти.
Внуков, по просьбе государыни, повезли ей навстречу, и, к ее огромной радости, двадцать третьего июня они встретились в Знаменском. Екатерина Алексеевна гораздо повеселела. Через четыре дня все отбыли в Первопрестольную, где их бурно привечало все население Москвы. Через три дни был дан бал, на котором, не очень еще отдохнувшая императрица, все-таки присутствовала. Среди знати, вдруг появился, слегка погрузневший и изрядно поседевший, граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский. Прямой и гордой походкой, он подошел к государыне и поклонился в ноги за пожалование сына, еще младенца, в Капитаны Преображенского полка. Они коротко переговорили:
– Приношу лично вам, граф, свои соболезнования касательно безвременной смерти вашей молодой жены.
– Да роды были тяжелые, – нахмурился граф Орлов, – но, Слава Богу, спасли сына, ему уже скоро год.
– Слава Богу! Думаю, из него получится настоящий Преображенец, граф!
Чтобы переменить направление тяжелого для него разговора, граф Орлов молвил:
– Слышал, Ваше Величество, молодой король Прусский учреждает Военную коллегию в семи Департаментах…