Екатерина Великая. Греческий прожект

Иван Иванович Бецкой напугал всех, чуть не отдав Богу душу: оказывается, его сразил удар оттого, что от него бежала молоденькая Глафира Алымова, кою он забрал к себе в дом из Смольного института в семнадцать лет. Как токмо она вышла замуж, так вместе с мужем сбежала из его дома. Знать, не сладко ей там жилось…

* * *

Лев Нарышкин и брат его, Александр, с интересом разговаривали с Луи де Сегюром.

– Князь Потемкин любит, чтоб ему угождали, но платит почти всем холодностью и высокомерием, – говорил граф де Сегюр, играя тростью, с улыбкой поглядывая на обер-шталмейстера и обер-шенка.

– Да, оного у него в избытке, – согласно кивал головой Александр Нарышкин.

– Но, – граф де Сегюр, поднял указательный палец с намеренным шуточным видом, – уж, коли, кто завоевал его расположение, то к тем он относится с полным почитанием.

– И с оным я соглашусь. Вы, граф, хоть и молоды, а весьма хорошо разбираетесь в людях. Похвально, весьма похвально! – с долей иронии заметил граф Лев Александрович.

Его свежие, не смотря на возраст, ярко-красного цвета губы, растянулись в признательную улыбку, глаза его говорили: «Ну, что ж, мсье, нашего полку, знатоков людских душ, прибыло!»

– Я так понимаю, граф, у вас прекрасные отношения с князем Потемкиным, не так ли? – полюбопытствовал обер-шенк Александр Нарышкин.

– О да! Я весьма доволен нашими взаимоотношениями: между нами нет той холодности, кою Светлейший дарит почти все свое окружение. Не знаю, как к вам, граф, – де Сегюр кивнул Александру, – но, ведаю, к вам, Лев Александрович, он относится весьма тепло.

Обер-шталмейстер рассмеялся:

– Полагаю, сие – заслуга не моя, а моей дочери. Хотя…. Да, мы всегда были довольно в приятельских отношениях. Императрица бы не потерпела нашей не дружбы. А вам как удалось заполучить его, таковую почтенную к вам, аттенцию?

Де Сегюр важно пожал плечом.

– Лед между нами растаял, после того как я поддержал его разговор о завоеваниях в Новороссии, но пуще всего он расположился ко мне после беседы о его любимом предмете: причинах отделения церкви западной от восточной. Вы ведь знаете, каковы у него обширные знания на сей счет. Он с удовольствием поведал мне о пресловутых прениях пап с патриархами, о соборах, о распрях, кои велись с таким ожесточением, что, даже падение Византийской империи и взятие Константинополя турками, не могли их прекратить. Оная тема для него сама животрепещущая, он, можно сказать, болеет ею. Так, что всякий раз, когда мне надобно разговорить его, тщусь коснуться сей материи, и, таковым вот образом, мне кажется, что Светлейший князь даже стал нуждаться во мне. Точнее: нуждаться в беседах со мной на оную материю.

Нарышкин понимающе, с сериозным видом, кивнул:

– Сие весьма заметно, и судя по всему, стало быть, императрица тоже к вам стала весьма милостивой.

На сии слова де Сегюр с достоинством поклонился, дескать: да, удостоился я и оного тоже.

– Даже у ваших министров исчезла ко мне всякая холодность, граф! – сказал он со скрытой гордостью.

– И вы, вестимо, – продолжал граф Лев, – не собираетесь упустить возможность говорить с князем о ваших планах, связанных, колико я знаю, с установлением торговых отношений между Францией и Россией.

Де Сегюр, разговаривающий прежде весело и непринужденно, посериознел:

– Да, – подтвердил он, – я предлагаю торговлю между нашим Марселем и вашим новым строящимся Черноморским городом Херсоном. Для чего бы нет? Прожект сей весьма выгоден для обеих стран.

– Не сумневаемся, – отозвался также сериозно граф Александр Нарышкин, переглянувшись с братом. – Да и сами французы, по нашему с братом разумению, поинтереснее, нежели чопорный аглинский народ.

Лицо графа де Сегюра озарилось ослепительной улыбкой:

– Вот тут вы, почтенные графы, совершенно правы!

Записки императрицы:

Наконец удалось уговорить возвратиться назад Алексея Бобринского, коий учинил толико долгов, что не знаю, как и рассчитаться с ними.

* * *