Екатерина Великая. Завершение Золотого века

В проливной дождь, в понедельник, через неделю после своего дня рождения, Ея Императорское Величество Екатерина Алексеевна изволила предпринять высочайшее шествие в дом его Светлости князя Григория Александровича Потемкина-Таврического. Императорская и Великого князя кареты с золочеными гербами, остановились перед освещенным множеством факелов, великолепным дворцом Светлейшего. У дворца царило таковое буйное движение, что Екатерине, из головы, коей не уходили тревожные события во Франции, на мгновение показалось, что народ взбунтовался. Она с облегчением перевела дух, когда узнала причину многоголосного шума. В окне кареты Екатерина видела, стоявших в два ряда лакеев в ливреях лимонного цвета, с серебряными галунами. Один из них кинулся к карете, но дверцу императрице открыл сам князь Потемкин-Таврический.

Императрица Екатерина Алексеевна, в богатом русском, терракотового цвета, платье с длинными широкими рукавами, с сияющей диадемой на голове, к счастью, почему-то без графа Зубова, сразу оказалась под балдахином, укрывавшем ее от дождя. Князь опустился на колени перед государыней. Она наградила его ласковым взглядом и подняла его, он взял ее руку. Светлейший князь выглядел нарядным и мужественно неотразимым в красном фраке и наброшенном на плечи черном с золотом и бриллиантами плаще. Пройдя промеж двух рядов, пышно одетых лакеев, они оказались в вестибюле, чрез который Потемкин и Екатерина, прошли под музыку духового оркестра. Как в поднебесье, звучал многоголосый хор, исполнявший полонез на оду «Гром победы», написанную Державиным, положенный на музыку композитором Козловским. Екатерине он зело нравился, и она про себя положила, чтобы впредь сей «Гром» звучал на важных церемониях. Она и Григорий Потемкин проследовали в огромный, овальной формы, колонный зал. Их выход объявил церемониймейстер и сразу же три тысячи знатных гостей приветствовали их глубоким поклоном. Среди прочих, Екатерина увидела всех своих вельмож, промеж коих выделялись, склоненная длинная фигура пиита Державина, разряженные Барятинский, Чернышев, оба Нарышкина, Безбородко и даже Дашкова, в прекрасном бело-голубом платье. В глаза бросились некоторые блестящие красавицы, особливо гречанка София де Витт. Екатерина ни разу не оглянулась на следующих за ними Великого князя с женой и сыновьями — настолько она была занята, представшей пред ней, картиной. И было, отчего не оторвать глаз: в центре зимнего сада был воздвигнут род жертвенника из восьми тонких колонн. Посредине его, на подножии из красного мрамора, стояла сама Екатерина в образе божества в длинном римском одеянии, высеченная из белого мрамора в полный ее рост. Вестимо, сие впечатляло! Князь, желая видеть реакцию Екатерины, не спускал с нее глаз. Она, проходя мимо скульптуры, милостиво улыбнулась своему фавориту. Не останавливаясь, они, легко скользя по полу, инкрустированному редкими породами дерева, прошли мимо огромных мраморных ваз. С потолка свисали люстры черного хрусталя, как шепнул ей Светлейший князь, некогда приобретенные у герцогини Кингстон. Пятьдесят шесть люстр давали толико света, что сам зал казался ярко золотисто-красного цвета. Князь Таврический подвел императрицу к покрытому персидскими коврами трону под шелковым балдахином в левой части зала, и, усадив ее, сам расположился по правую руку.

Екатерина заметила про себя, что она не видела здесь прежде огромные мраморные вазы, как и свисающие с потолка люстры черного хрусталя. Гости, разбившиеся на маленькие и большие кружки, восхищенные красотой и богатством убранства дворца, с интересом рассматривавшие все детали помещения, обменивались промеж собой восторгами по оному поводу. Императрица, поблагодарив князя, обратила всю свою аттенцию на открывшийся перед ней, за балконными окнами, огромный иллюминированный зимний сад. Как поведал Светлейший князь, он был самым большим в Европе — площадь его равнялась площади дворца. Стеклянные своды поддерживали колонны в виде пальм со скрытыми в них трубами с горячей водой. Шедевр его любимого садовника, Уильяма Гульда, являл собой джунгли из экзотических растений, цветов, гиацинтов и нарциссов, миртов и апельсиновых деревьев. В стеклянных гроздьях винограда и фруктах прятались светильники. Высокий потолок был расписан прозрачными небесами. Но пуще всего императрицу поразила то, что через залитый светом, колонный зал, она могла видеть зимний сад и далее, через его стеклянные стены, простирающийся до самой Невы, парк с беседками и мраморными фигурами вдалеке. Весь дворец во многом демонстрировал греческие мотивы: о том говорили и колонны, и пальмы и виноградные лозы и много других деталей. Григорий Александрович, явно желал напомнить своей государыне, что их совместная мечта, «Греческий прожект», не забыт.

Нет, такой метаморфозы она не ожидала! Дворец, творение его любимого архитектора, был, конечно, прекрасен, но толико перемен за короткий срок она не ожидала. Наконец, Ея Величество обрела дар речи:

— Как же ваши джунгли не мерзнут, Светлейший князь?