Нехотя, с усилием, князь Григорий поднялся проводить ее. В вестибюле, он опять преклонил колено, демонстрируя сановникам империи и представителям Европы свою смиренную покорность перед монаршей волей. Уже подана были императорская карета. Потемкин, подавая знак, приложил руку к сердцу, и внезапно, послышалась, сочиненная им самим много лет назад, нежная печальная песня, с тихими звуками органа. Все, остановившись, внимали, спрятанному за разноцветными стеклянными фонарями, хору, воспевающему императрицу Екатерину. Князь Потемкин склонил не ложно опечаленную голову. Были подготовлены две мелодии — одна на случай, естьли государыня соблаговолит остаться, другая — естьли станет уезжать.
Екатерина остановилась. Необычайный праздник, проникновенная грустная мелодия и вид неотразимого коленопреклоненного князя не могли не тронуть ее. Слезы покатились из ее глаз. Князь Таврический, глядя на нее, прослезился тоже. Он снова и снова целовал ее руку, пока она мягко не отняла ее.
— Довольно, друг мой, — молвила она, одарив его все понимающим взглядом, — мы же не прощаемся. Завтра же с тобой увидимся.
Екатерина, под руку с князем Григорием Потемкиным, прошла к карете. Последний раз, поцеловав ее руку, князь закрыл за ней дверцу. Он стоял на пороге дома, пока ее золоченая с гербами карета не выехала со двора. Перевозбужденные и благодарные гости тоже потихоньку стали разъезжаться. С некоторыми из них Потемкин дружески попрощался. Для него, сия необычайная праздничная ночь в его доме, на самом деле, была, в некотором роде, подведением почти тридцатилетнего итога лет, проведенных им рядом с императрицей. Не малый срок! Особливо, естьли учесть, что годы те были необычайно богаты событиями, как внутри государства, так и за его рубежами, в коих она — императрица Екатерина и он — князь Григорий Потемкин принимали самое непосредственное участие.
После ее отъезда, помрачнев до крайности, он долго бродил по опустевшим залам. Окружающие знали, каков он в таковом состоянии и не смели попадаться ему на глаза. Он же думал о неразрывной связи своей судьбы с императрицей, о потерянной ее великой любви к нему, о своей беспримерной глупости, что не сумел стать ей таковым мужем, каковым она так мечтала его видеть. Чего ему стоило стать им и устроить ее счастье? Всего лишь немного умерить свои амбиции касательно власти. И что она, оная непомерная власть, дала ему? Денег? Женщин? Что ему деньги? Они у него всегда были бы, будь он при Екатерине. И нужны-то они ему, лишь для того, чтобы тратить на государственные прожекты. А женщины, хоть и небесной красоты? Что они противу Екатерины? Их капризы смешны и скучны, их мысли он видит насквозь. Рядом же с Екатериной ему никогда не было скучно! Екатерина никогда не капризничала, но есть ли проявляла каковое-то недовольство, ему приходилось крепко подумать, чтобы догадаться в чем оказия. Какой же он неотесанный глупец! И почему человек так устроен, что чего нет, того и хочется? И для чего он от добра искал другого добра? Нет теперь ему места рядом с неотразимой Екатериной. Теперь около нее сей докучливый мальчик с вечно подозрительным взглядом. Непонятно, как она его терпит?
Казня себя за свои промахи в отношении своей жены, размышляя о бале, данным им сегодня, о возможном впечатлении его на императрицу, он с трудом заснул лишь под утро.
Екатерина, вернувшись к себе, тоже не могла заснуть. Сон был перебит, голова слегка гудела, и она долго лежала без сна, вспоминая Потемкинский бал и его к ней обожание, кое князь выражал, чуть ли не каждую минуту. И, конечно же, его поцелуй, о котором ей сообщила Королева. Сердце ее не раз сжималось в ту ночь. Боже, как она его безумно любила! Казалось, умрет без его любви и ласки. Как она тогда все выдержала, выжила, выстояла? И как он дорог ей по сию пору! Как хорошо, что Платона не было на празднике, и не докучал ей своим ревнивым взглядом и нахохлившимся видом. Сей час он, вестимо, спит и видит седьмой сон.
Екатерина задула свечу у кровати. Закрыла глаза. В памяти всплыло, как Гриша целовал сегодня ее руку. Так, что вся она вспыхнула… в свои-то шестьдесят два! Вспомнила их горячие первые ночи семнадцать лет назад. Какое-то безумие, наваждение и опять безумие. Сколько страданий ей тогда пришлось перенести! Их дочери, Лизаньке, уже пятнадцать… Взрослая, красивая девушка. Пора искать ей жениха.
Больная голова не давала заснуть, скорее всего, от раздумий. Она думала о том, что, Слава Богу, на свете бывает и другая любовь, которую Господь дал, ниспослав ей Сашеньку Ланского. Токмо благодаря ему, она познала счастье взаимной любви. Больше ни с кем. Ни с кем! Но Саши более нет, остался Гриша, Светлейший князь Григорий Александрович.
Вспомнив Ланского, сморщивши лицо, усилием воли, она отогнала мысли о нем. «Чего не воротить, про то лучше забыть», — смахнув слезы, прошептала она, как заговор.