Потемкин, взглянув в сторону сада, ответил довольным тоном:
— Для поддержания нужной температуры, государыня-матушка, за теми зеркальными стенами (он показал глазами), находятся специальные печи, откуда в трубах нагревается вода.
Удивленная императрица, качнула головой, при этом, сиянье диадемы, озарив ее лицо, слегка ослепило князя. Екатерина с недоверчивой иронией молвила:
— Очень разумно придумано, ужель у нас еще один Иван Кулибин объявился?
Потемкин насмешливо заметил:
— У нас, Ваше Величество, как известно, голь на выдумку горазда. Да и Кулибиных на Руси, чай, через одного найти можливо.
— Сие так, князь Григорий Александрович! И, зрю, твой любимый Старов постарался так, что сей зал, на нынешний день, самый огромный во всем мире, люди в нем просто теряются. Колико человек, князюшка, приглашено?
— Пред вашими прекрасными очами, три тысячи, государыня.
Императрица повела бровью:
— Знатно! Вот это, однако, размах у вас, Светлейший князь!
Екатерина понимала, что вся оная красота стоит бешенных денег, взятых, вестимо, из казны, но с другой стороны: пусть мир знает, как богаты Российские вельможи.
— Это ли размах, государыня! Для вас играют музыку триста музыкантов, а танцуют лучшие молодые, благороднейшие и знатнейшие дворяне.
Екатерина еще не насмотрелась на красоты зала, как из «тропического леса», по знаку Светлейшего, появились двадцать четыре красивые девицы в греческих костюмах и толико же кавалеров в гишпанском наряде, танцующие кадриль. В первой паре танцовал Великий князь Александр Павлович, во второй — Константин Павлович. Стройные, не по годам, высокие, довольно упитанные фигуры подростков — Великих князей, необычайно подчеркивали гишпанские костюмы. Юный внук государыни, Александр, вел красавицу Екатерину Протасову, племянницу фрейлины Анны Протасовой. Они протанцовали несколько танцев. Государыня Екатерина Алексеевна не сводила с них восхищенных глаз.
— Ну, как вам, государыня-матушка? — вопрошал довольный Потемкин.
— Не можно вообразить себе, — воскликнула Екатерина, — ничего более великолепного! И кто поставил оную красоту? — и тут же сама ответила, — разумеется, наш блестящий первый танцор Шарль Ле Пик!
— Разумеется! — ответствовал, почтительно склонившись, князь. — Как изволите видеть, государыня-матушка, сей француз просто волшебник танцовального мастерства.
На грандиозном празднике, устроенном Светлейшим, присутствовали высшие чины двора, дипломатический корпус, генералитет. Все весьма быстро заметили, что не было никого из Зубовых. Фаворит государыни сказался хворым. Вот оно! Сей молодец ревновал князя к государыне Екатерине Алексеевне и не хотел видеть соперника во время его триумфа. И сей факт весьма грел душу Светлейшего князя. Он не отходил от императрицы, буквально исторгая из себя всю ту любезность, на кою был способен токмо он один. Вестимо, улыбка не сходила и с лица императрицы.
Толпы приглашенной знати буквально терялись в овальном зале. Она была примерно двадцать саженей в высоту, около семидесяти в длину и двенадцать в ширину. Двухъярусные окна озаряли светом все помещение, а вдоль северной стены выстроились в два ряда тридцать шесть ионических колонн. Когда в парке стемнело, князь Потемкин провел императорскую фамилию в Гобеленный зал, где шпалеры, в аллегорической форме, представляли историю библейской Эсфири. Сей историей князь желал намекнуть Екатерине о возможных предательствах вокруг ее престола, и, дескать, токмо едино он — верный и преданный ее слуга. Сожалительно, но он не мог знать, восприняла ли сей намек императрица, али вовсе нет?
В зале, предназначенной, для театральных представлений, посреди диванов и кресел, стоял золотой слон в натуральную величину, покрытый изумрудами и рубинами. Сидевший на слоне арап, подал сигнал, и сей же час взвился занавес, и открылись театральная сцена и ложи. За двумя французскими комедиями и балетом последовал парад народов империи, а за ним пленные — Измаильские паши, произведшие изрядное впечатление на зрителей своим гордым и воинственным видом.
Пока гости наслаждались сим зрелищем, в других залах слуги меняли обстановку и зажигали еще полторы сотни тысяч плошек и двадцать тысяч восковых свечей. Когда императрица вернулась в колонный зал, он снова сиял светом. Не токмо все окружающие с удивлением оглядывали залу, но и сама Екатерина, не узнавая превращенный зал, недоверчиво оглядываясь, вопрошала:
— Ужели мы тамо, где были прежде?
Светлейший князь, улыбаясь, ответствовал:
— Именно тамо, государыня-матушка, не сумневайтесь!