Эхо и империи

Я едва не рассмеялась. Эмброуз выгонял меня из дома. Я была сиротой, меня недавно похитили и заразили магией, а он хотел, чтобы я съехала. Я пыталась сохранять равновесие. Хотя бы в этот раз. Но теперь он вывел меня из себя.

– А то что? – огрызнулась я.

– Скажем просто «от греха подальше».

Видимо, он не знал, что королева уже приняла решение переселить меня во дворец, чтобы держать под каблуком. Он будет в восторге от этой новости. В гораздо большем, чем я.

– Не думаю, что моему отцу понравилось бы, что вы говорите со мной в таком тоне, – сказала я.

– Да, думаю, что не понравилось бы. Но он не видел тебя с той ясностью, с какой вижу я. Не видел, как ты коварна и хитра. Совсем не такая, как Луи, который был мягок и слаб. – Он наклонился над столом и понизил голос. – И все же королева все для него делала. Нянчилась с ним, как с излюбленным питомцем, дарила ему подарки. – Он злобно прищурил глаза. – Даже дочь, когда они с Эвелин не смогли сами иметь детей.

Очередное подтверждение. Еще одно доказательство, что видение было правдивым.

Он ждал, будто оценивая мою реакцию.

И хотя мне было дурно от всего, что я узнала и что перевернуло мою жизнь вверх тормашками, я не предоставлю ему удовольствия видеть мою слабость.

– Отец уже давно рассказал мне, что меня удочерили, – солгала я и собрала все свои силы, чтобы голос звучал ровно. – Для меня это не имеет значения. Я знаю, что он любил меня.

В глазах Эмброуза промелькнула тень разочарования, будто он надеялся огорошить меня этой новостью.

Я ненавидела его за это.

– Да, полагаю, что любил, – согласился он. – И эта любовь делала его слабым. Луи никогда не был так же хорош, как я, или так же воспитан – совсем не тот уровень. Но все, чего хотел я, было подано ему на блюдечке с голубой каемочкой. Как же я его ненавидел! В точности как ненавижу тебя. Ты должна была умереть вместе с ним.

Я знала, что он меня недолюбливает, но была потрясена, сколько яда звучало сегодня в его словах. Эмброуз был лучшим другом моего отца с тех пор, как они были подростками.

Во всяком случае, я так думала. Но внезапно увидела правду. Эмброуз завидовал, слепо завидовал всему, чего добился мой отец, опередив его. А зависть бывает так же смертельна, как яд.

Я уставилась на него во все глаза.

Ты должна была умереть вместе с ним.

Последний кусочек огромной головоломки наконец встал на свое место. И не важно, каким уродливым и гнилым он был, он все равно идеально подходил.

– Это сделал не лорд Банион, – прошептала я, сквозь болезненный ком в горле. – Это были вы, ведь так? Вы убили моего отца, чтобы отнять его работу, его жизнь, все, ради чего он трудился. Все, что, как вы считали, по праву принадлежит вам.

Опьяневшие глаза Эмброуза округлились, и, отодвинувшись от стола, он с минуту ошарашенно смотрел на меня.

Мне не нужно было видеть воспоминания Эмброуза, как отголоски Баниона, чтобы понять, что он говорил правду. Ужасную, ужасную правду. Поэтому он не хотел, чтобы Джерико допрашивали об убийстве моего отца.

Потому что ответы блэкхарта могли вывести прямиком на него.

А потом Эмброуз расхохотался, и от этого леденящего звука у меня по спине побежали мурашки.

– Умная девочка, – сказал он. – Умнее, чем я думал.

Я выдавила из себя слова, потому что должна была знать:

– Как вы нашли Валери? Даже королева не может ее найти.

Эмброуз ответил мне натянутой улыбкой.

– Ох, я знаю эту ведьму очень, очень давно. Очень услужливая женщина… за хорошую цену.

Тот момент на лестнице во время прошлогоднего раута королевы был запечатлен в моей памяти так же ярко и мучительно, как и пылающие воспоминания Баниона.

– Вы поехали в больницу с моим отцом. А мне велели оставаться с Селиной. Отец пообещал мне, что с ним все будет хорошо, что он выживет.

В глазах Эмброуза мелькнуло раздражение.

– Все должно было пройти безупречно, но не вышло. Этот блэкхарт подвел меня, подвел Валери. У меня остался лишь один вариант: закончить начатое, чтобы получить свою награду. И вот что мы имеем. Кроме Валери и тебя, Джослин, никто не знает правду. Умна ты или нет, тебе никто никогда не поверит.

Я уставилась на него, потрясенная его холодным, самодовольным признанием.

Онемела до самого нутра.

Селина вернулась за стол и села рядом со мной.

– Ну что, было неприятно, – сказала она. – Хелен просто ужасна.

Мы с Эмброузом по-прежнему пристально смотрели друг другу в глаза, прервав зрительный контакт, только когда подошел официант принять наш заказ.

Я не могла дышать. Не могла думать. Едва могла пошевелиться. Я с трудом потянулась за бокалом и, схватив за хрустальную ножку, поднесла его к губам, чтобы сделать судорожный глоток. Часть вина пролилась через край и запачкала белоснежную скатерть. Когда я поставила бокал, он выскользнул из моих рук, и остатки вина пролились на стол.

– Джосс! – воскликнула Селина. – Что случилось?

– Мне нужно идти. – Я резко встала и вышла из-за стола, не сказав больше ни слова.

Выбежав из ресторана, я сделала глубокий вдох в надежде, что он поможет успокоить внезапно возникшее желание закричать.