Эхо между нами

– Мы определенно парень и девушка. Если это поможет, то у меня тоже никогда не было девушки.

Ее глаза недоверчиво расширяются.

– Я тебе не верю.

– Это правда. Я никогда не хотел быть в каких-либо отношениях. Забота о Люси и маме – это достаточная ответственность на всю жизнь. Но вот с этим, – я беру ее за руку, и мне нравится, как от моего прикосновения у нее перехватывает дыхание, – я справлюсь.

– Ну, хорошо. – Ее улыбка соблазнительна и дразнящая. – Всем хорошо известно, что ты встречался с девушками. Плюс твои поцелуи просто кричат о том, что у тебя был опыт.

– Ну да, я ходил на свидания. В основном чтобы отвязаться от мамы и моих друзей. И как далеко ты хочешь спуститься в кроличью нору под названием «Скольких ты целовал»?

– Не слишком глубоко, – признается она.

Раз уж она сама заговорила об этом.

– А как же Лео? В школе ходили слухи, что вы двое были то на одной волне, то на другой. Ранее я имел в виду то, что сказал. Я хорошо отношусь к легким отношениям, но мне не нравится делиться людьми, которых я целую.

Вероника ковыряет землю носком ботинка.

– Я очень долго была влюблена в Лео, но потом разлюбила его. Не знаю, когда, но это случилось. Но даже в то время, когда мы флиртовали и ходили вокруг да около, в основном оставались друзьями. И прежде чем ты спросишь о поцелуях и Лео, спроси себя, как далеко ты сам хочешь спуститься в эту кроличью нору.

– Совсем не глубоко.

– Хорошо, но это правда. – Она берет свою руку из моей и прикладывает пальцы к своей голове, чтобы указать на проблему. – Он не знал, как смотреть дальше опухоли. Она всегда была рядом с ним. Он видел ее все время. И увидел ее раньше, чем увидел меня.

В ее глазах появляется страх: неужели я такой же, как Лео?

Нет, я совсем не похож на него, и, честно говоря, не сильно отличаюсь от Вероники. У нее опухоль в мозгу, которая вот-вот выйдет из-под контроля. У меня есть эта зависимость в крови, которая может взять надо мной верх, заставить перелезть через этот выступ и в конечном итоге оказаться пронзенным острыми камнями. Если я не начну себя контролировать, моя жизнь может закончиться раньше, чем у большинства. Чудо здесь в том, что она заботится обо мне.

Чтобы успокоить тревогу Вероники, я убираю ее руку от головы, переплетаю наши пальцы и кладу наши руки на колени. Я наклоняюсь и прижимаюсь к ней губами.

Вероника рвано дышит, и от краткого ощущения ее вкуса мое сердце бьется быстрее. Зная, что моя мама может выйти, что ее отец может ворваться, я отстраняюсь, но все же прижимаюсь к ее лбу своим.

– Я вижу только тебя.

Она вздыхает с облегчением. Я целую ее в лоб и неохотно отступаю, но продолжаю держать наши пальцы переплетенными. Счастье быть с ней исчезает, когда мои собственные страхи зашевелились у меня в животе.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Вероника изучает мое лицо.

– Тебе это не нужно. Только если ты очень хочешь. Меня вполне устраивает то, что происходит между нами.

Я отпускаю ее и тру лицо руками.

– Тебе позволено иметь свои секреты, – шепчет она. – Точно так же, как мне позволено иметь свои.

Она права, но мы с Ноксом поговорили, и мне нужно начать быть честным. С собой, с ней, во многих областях моей жизни, и это не так просто. Я мог бы начать с мамы, Сильвии или Мигеля, но не им мне хочется открываться. Я хочу быть честным с Вероникой. Это потому, что общение с ней – одна из немногих хороших вещей, которые мне нравятся в моей жизни. Единственная вещь, которая принадлежит исключительно моему выбору, а не чьему-то еще. И если я скажу ей, и это все испортит, то так тому и быть, но, по крайней мере, я буду честен. По крайней мере, эта часть моей жизни не будет запятнана потребностью прыгать.

– Я хожу на собрания анонимных алкоголиков.

Вероника дергается рядом со мной, словно пораженная ударом молнии.

– Так ты алкоголик?

– Нет, я прыгаю со скал.

Вероника моргает, и я глубоко вздыхаю, понимая, что это не имеет никакого смысла.

– Именно поэтому я и отвез тебя в каменоломню. Подумал, что там будет легче все объяснить. Просто мой куратор сказал, что мне нужно быть честным с тобой, чтобы начать быть честным с самим собой. Я… ну… у меня есть эта проблема. Я люблю прыгать. Чем опаснее прыжок, тем больше кайф. Мне нравится высокий уровень адреналина, и я гоняюсь за ним уже много лет. Я часто ездил автостопом с незнакомыми людьми, когда был слишком мал, чтобы водить машину. Иногда я ехал к скалам ночью, чтобы спрыгнуть с высокого выступа, когда вокруг никого не было. С тех пор как научился водить машину, все стало еще хуже. Я могу серфить в интернете часами, чтобы найти самый высокий выступ и сделать самый опасный прыжок.

Я даю ей время, даю пространство для размышлений. Но на самом деле я даю ей шанс уйти. Когда же она остается на месте, я упрямо продолжаю: