Эхо тайги

В разведку по селам из отряда ходили немногие. Не из легких это дело, и Вавила посылал самых смекалистых, самых выносливых. Ванюшка, если и ходил, то в паре с кем-нибудь. Самостоятельных заданий ему не поручали.

В очередной обход по селам должна была идти Ксюша и с ней Ванюшка. Но ночью сгорела баня, где гнули лыжи. Сгорели на чердаке и готовые лыжи, и имевшийся запас камусов. У колчаковцев — пулеметы, обозы с боеприпасами, а сила партизан — в поддержке крестьян и в том, что, поставив бойцов на лыжи, Вавила нападал на врага в самых неожиданных местах. И вдруг, на тебе — сгорели «ковры-самолеты», как любовно называли вавиловцы лыжи. Половина людей обезножила накануне решительного наступления.

Весь отряд принялся за поделку лыж. Одни в лесу готовили болванки, другие вытесывали черновые заготовки, третья сушили их в кострах. А где достать камус — мех с конских лап? В селах давно все подобраны. Тогда-то Ксюша и предложила добыть камусы диких зверей. К тому же и мясо в отряде подходило к концу. Ее предложение приняли, и она ушла с охотниками, а в разведку вместо нее отправился притаеженский учитель. Ванюшка разобиделся, хотел хлопнуть шапкой об пол и послать всех к свиньям, но Ксюша уже ушла, а хлопать перед Вавилой смелости не хватило. Пришлось затаить обиду.

В селе Ельцовке учителя горячка скрутила.

— Вернись, Вань. Вавила вместо меня другого пошлет.

Ванюшка согласился, но, едва отойдя от избы, где остался учитель, остановился.

«На кой бес мне старшой? Всех ценят выше всяких заслуг, а меня, хоть в лепешку разбейся, сунут кому-нибудь в подторжнинку. Всю жизнь в холуях. Ну уж дудки, новый хомут искать не пойду, — и решительно повернулся спиной к Притаежному. Один все разведаю. Вавила с Веркой рты поразинут».

Так Ванюшка пришел в Рогачево. Дальше они пошли вместе с Якимом.

Прощаясь Ксюша наказывала ему:

— Сторожись, Ваня. В деревни заходите потемну. А в Рогачево не заходи… Только Лушкину могилу навести непременно. Положи ей веточки от меня, от Веры, от Вавилы. Он сам просить тебя посоромился, а мне ветку отдал: мол, будет Ваня мимо идти, пусть поклонится Лушке и всем погибшим.

В Рогачеве живут Аграфена, Жура с отрядом — могилу не забывают. Ванюшка с Якимом еще издали приметили тропку, а подойдя поближе, увидели свежие, не засыпанные снегом пихтовые ветки. Ванюшка положил к ним свои и сказал, как просила Ксюша и что подсказала душа:

— Это от Ксюши, это от Веры, и от Вавилы… — помолчав, добавил: — И от меня, от Рогачева Ванюшки. Я теперь ведь в вашем отряде. Вместе с передовыми Советску власть становлю. Другой я стал, как есть. Порой сам не верю, как раньше жил. Вот, ей-ей, — смутился, вспомнив, что рядом Яким, и скомандовал: — Пошли, неча время тянуть!

Помня Ксюшин наказ, к деревням подходил сторожко. Выбирал место где-нибудь на бугре, возле кустов или стогов и хорошенько осматривался: есть ли в селе беляки? Где они? Как пройти куда надо, чтоб не попасть на глаза? Потом доставал из мешка мохнатый парик, такую же бороду, обряжался цыганом, и только тогда вступал в улицу. Переодевание, высматривание, тайные встречи — вот это жизнь!

— Откуда у тебя парик? — удивился Яким.

— Какой-то теянтер ездил перед самым переворотом… Вот и разжились.

Парик напомнил Якиму честолюбивые надежды создать новый театр. «Несть пророка в своем отечестве при жизни его, — прошептал Яким. — Надо жить, не признавая толпы… вопреки толпе!..»

Мысль жить вопреки толпе давно ютилась в душе Якима. Он — талант, и ради человечества обязан взмыть над толпой и сбросить вериги условностей. Только как это сделать? «Распроклятая ты деревня, распроклятая одурь села…»

Ванюшка меж тем успел осмотреть село с бугра и, припомнив явку: после второго проулка четвертая изба, — позвал Якима.

Село стояло, запорошенное снегом. Мохноногая лошаденка, запряженная в розвальни, протрусила на улице, и возница, подслеповато прищурясь от яркого света, оглядел незнакомых прохожих. Солдат в башлыке с винтовкой стоял у избы, где квартирует «их благородие». Село не то спало, пригревшись, не то ушло в себя, напряглось, притаилось перед щетиной наводнивших его солдатских штыков.

Найдя нужную избу — невзрачную, кособокую, с нахлобученным набекрень, придавившим к земле снежным сугробом на крыше. Ванюшка зашел в нее.

— Здесь живет… — назвал имя, прозвище и, получив подтверждение, сказал на ухо секретное слово. И вот они с Якимом уже за столом. Перед ними миска со щами и душистые ломти хлеба, испеченного на поду. Хозяин, разогнав ребятишек, хлебал щи вместе с гостями и говорил обстоятельно, не спеша: