Эхо теней и другие мистические истории

Раскрытый зонт то и дело шелестит о синтетическую тёмную ткань.

Запах вокруг такой, как будто — да, здесь совсем недавно прошёл тяжёлый ливень, а с ветвей плакучей ивы, с её низких, тянущихся к почве листков, то и дело стекают капли. Оттягиваются — и грузно падают к травянистому грунту — и приземляются на поверхность зонта. Шумно об него ударяются, разлетаются мелкими брызгами.

Новый возмутительный звук — скрип ступеней на хлипком мосту. Дерево очень старое, даже и не известно, как давно, и кем эта переправа была построена.

Шаг неровный и осторожный. Одним лишь только кончиком носка, чтоб проверить, выдержит или нет.

Всего чуть-чуть прогибается. Даже как будто бы даёт едва-уловимую трещину — но в целом, да, держит.

Новый шаг уже куда уверенней, всей подошвой — и, да, ничего не прогнулось, не надломилось. Только перегородка-поручень нет-нет, а всё же поскрипывает.

Тихий «бульк», «хлюп» следующий за ней — отвалилась какая-то щепка, острым концом угодила на вспенившийся на топи пузырь. Пузырь лопнул — и на его месте поднялось негустое облако сизого пара.

Ничего, ничего, так бывает.

Восхождение не прерывается.

***

Вот жижистая поверхность густой, вязкой, исходящей на пузыри, бульбашки мутной топи.

Вот мотыльки, сумеречники, бабочки, парящие над болотом, посыпающие его переливчатой пыльцой-пеплом.

Вот комья, что облегают нижнюю часть перекошенной плакучей ивы, будто осаждают, растут на её стволе, выпирающих из почвы корнях.

Вот фигуры-субстанции, формирующиеся в этих комьях — и то и дело рвущие свои тонкие коконы, вываливающиеся в зыбучую жижу, дрейфующие по ней.

Вот два краешка, травянистые берега пока что живой, с подмятыми травами, влажной и рыхлой земли.

Хлипкий, невысокий, по дуге, мостик. Даже сейчас он хоть и чуть-чуть пошатывается — а всё-таки гордо держится.

А вот девочка, стоящая на мосту.

Чуть-чуть ладошкой, но куда больше — плечом и шеей, она придерживает раскрытый зонтик, по краям которого всё ещё стекают капли, подхваченные с листвы.

Ведущей рукой девочка держит простенький прямоугольный фонарик. Металлическая коробочка со стеклянными стенками, дверцей, чьё сердце — то и дело сбоящая, но всё же редко мерцающая, озаряющая ночь лампочка.

Девочка плотно закутана в тёмненький пуховик, а шея обёрнута бордовым, с белыми полосочками на концах шарфиком.

Ладошки в уютных красно-клетчатых варежках.

Плотные синенькие штанишки, красные резиновые сапожки.

Шапочки нет, за ненадобностью. Каштановые волосы забраны в две аккуратных косички-хвостика, теряющиеся в смятой густоте капюшона.

Девочка оделась и по местности, и по погоде. Так укутана, что из всего лица можно лишь угадать прищуренные, чуть-чуть приотомкнутые веки. И румянец на щёчках: всё-таки, да, здесь прохладно.

Девочка стоит на мосту и смотрит на вязкую, жижистую гиблую топь. Наблюдает за тянущимися по ней луковицами и червями.

За насекомыми, часто кружащимися над ними. Не дёргается на звуки лопающихся комьев у корней ивы — а лишь провожает спокойным взглядом всё новые, новые вываливающиеся на поверхность недооформившиеся фигуры.

Лёгкий ветер шебуршит листьями, перебирает тонкие ветви-лианы, похожие на длинные пряди, сбивает с них оставшиеся после дождя капли.

Кстати, о каплях.

Всё-таки луна закрывается густым серым облаком.

Нет ни грома, ни сильных порывов воздуха. Просто новое тихое «кап».

«Кап».

«Кап-кап».

«Кап-кап-кап».

Девочка ведёт плечом, поднимает над собой зонтик. Прижимает к себе фонарь, чтобы скрыть его от нахлынувших с неба слёз. Слёз тихоньких и робких, но частых-частых.

Великим множеством, маленьким водопадом, они падают всё больше к земле. Прибивают всё ещё, подобно их старшему брату-мосту, не менее гордо держащиеся одинокие стебли трав. Мешают с грязью и так размытые черты единственной здесь тропинки. Беспокоят топь нет-нет, а всё-таки частой рябью. Вбивают в зыбучую поверхность комки мерно-плывущих фигур.

Бабочки, мотыльки, сумеречники с шорохами и шелестами, частым мерным жужжанием срываются с насиженных мест, спешно стекаются к покосившейся кроне ивы, среди острых, режущих, плотных листьев ища приют от внезапно вылившегося дождя. Узорные листья похожи на маленькие крыши-купола, охотно дают убежище малому лесному народу, а светлячки на прядях-лианах мерцают опасно-красным, сигнализируя о недобром. Указывая на место пристанища.

Какое-то время девочка просто стоит, одна-единственная под проливным дождём.

Укрывается непрочным зонтиком, а вокруг — слепящая темнота.

Слепоты добавляет мерцающий под девичьей ладошкой фонарик. Он-то, конечно, немного озаряет раскинувшуюся перед ней поверхность, но всё, что вне круга света — как будто в болоте, утопает в густом, вязком мороке. Даже насекомые, и те как будто прекращают светить. Одна лампочка тухнет вслед за другой, с таким, неслышным, но чётко осознаваемым «щёлк!».