Женщина резко дёрнула руку, слыша характерный хлёсткий треск кожи, заметив красные брызги на стенах — и метнулась к двери. Распахнула её, врезавшись в деревянную обивку плечом.
Старуха повалилась на пол. Только было поднялась — и новый удар. Такой меткий, словно руку женщины направила сила свыше: лезвие полоснуло по жилистой худой шее.
Вот она, дверь в свободу. И совсем даже не заперта.
***
Только вот и лестничной клетки за порогом не оказалось. Только длинный, тускло освещённый слабым мерцающим синеватым светом от протянутой вдоль всего потолка лампы узкий коридор.
И пух. В воздухе витал пух и мелкие перья. Они качались, как будто бы на ветру, мерно парили к полу — и Кристина бежала, бежала сквозь густой и тяжёлый воздух, буквально с силой расталкивая эти самые перья, этот, словно стремящийся забиться в её нос и приоткрытый от сбивчивого дыхания рот, сухой — и такой густой пух.
Приглушённый лязг за спиной: где-то там по пути обронила нож — да и ладно, да и не важно.
Теперь она вспоминала обгоревший остов машины и сообщение об аварии.
Странных, слишком неестественных, как будто только создающих иллюзию жизни, людей. Людей, зацикленных на какой-то одной проблеме. Людей, движимых какой-то одной мыслью.
Так не бывает, так просто не бывает.
Человек — личность. Она всегда комплексна. Им движет жизнь. Жизнь, состоящая из множества факторов. Из сложных чувств, из палитр эмоций.
Нет жизни среди зацикленных.
Как же Кристина хотела
Обрывки фраз, мыслей, образов. Разрозненные картины, всё в тумане, всё смешалось. Всё совсем, совсем, совсем не на своих местах.
Ничего, ничего нет.
Только чернота, слабый мерцающий свет — и приоткрытая дверь, за которой — сплошное жёлтое.
И так много маленьких колких перьев, воздух — густая ткань, стремящаяся заткнуть дрожащий от частого неровного дыхания рот.
***
… Кристина уже не бежала. Просто ковыляла, придерживаясь ладонью каменной холодной стены.
Лиза…
Зачем женщина только доверилась этой дуре? Зачем позволила ей втянуть себя в весь этот кошмар?
Не встреть она её, ничего бы этого не было.
Вечно ей везло на прибитых, не от мира сего. Зареклась ведь не повторять ошибок. Зареклась, что если встречаться — то только с
Зачем, зачем, просто — просто зачем?..
Женщина совсем встала. Поджала губы. Обхватила себя за плечи.
… И дышать как-то стало легче. И воздух уже не давил. Только холодно было немного.
И пусто. И тускло. И ни за спиной, ни вдали — совсем ничего.
Вот так ощущают себя покойники?
А способны ли они ощущать?
Она не знала. Она уже ничего не знала. Только слышала колокольный звон, возвещавший спящий город о третьем ночном часу.
— Лиза… — Кристина всхлипнула, позвала во тьму. — Лиза… — вся сжалась. Просто сползла по стенке.
***
Кристина сидела на холодном кафеле, обнимала себя за плечи, повесила голову, глядя безысходно в беспросветную тьму.
Лиза ведь клялась, что не бросит её, не оставит. А в итоге — сама сюда привела. Сама её бросила.
Воспользовалась.
Дала надежду — и без надежды оставила. Но надежда ведь должна умирать последней. И, раз Кристина ещё, жива — то потеряно, наверно, не всё?..
Разбитая и растерянная, она сидела, нервно кусала губы. Впивалась ногтями в плечи. Вся сжалась, подтянула к себе колени.
Не подняла голову, когда услышала тихие шаги босых ног.
Медленные, неспешные, мягкие — они приближались к сидевшей и съежившейся. А потом добавился запах жасмина, пшеницы. Знакомые. Такие знакомые и некогда так любимые, так приятные ей духи.
— Так всё-таки, Карина, чего ты хочешь? — низкий певучий голос. Прямо над ней. — В этом месте время такое размытое. Никогда заранее не знаешь, ни который час, ни который день. Ни мне, ни тебе спешить некуда. Давай посидим. Давай покурим. Ты ведь знаешь, как я люблю курить.
— Никак ты не любишь, — та невольно прыснула — и тихий вздох ей в ответ. — Садись ко мне, Зара. Я не стану бежать от тебя.
***
Обнажённая, полногрудая, с мощными бёдрами, широкая в плечах, Зара стояла, раскрытая перед ней, и почти слепой полумрак не мешал различить ни её смуглость кожи, ни потухший взгляд больших и некогда ярких зелёных глаз.
Пышные вьющиеся локоны чёрных волос. Ямочки под краями губ, чуть закруглённый, как будто напоминающий орлиный клюв, нос.
И этот, свойственный только ей, аромат жасмина, пшеницы, который, казалось, окружал весь её стан.
Да, это Зара. Та самая Зара, которая так ей нравилась. Правильная, яркая, классная. Настоящая. Самая настоящая. Не какая-то бесполезная, никчёмная тень.
Зара опустилась перед своей подругой. В руке — пачка «Винстон» с ментолом — вот те самые, её любимые. Кристина… Кристина ли? Для неё — нет, Карина — их, эти самые «Винстон» у неё и переняла.