Так что вся суета, перемещение по натуральному, не хроно-голографическому, ландшафту трети танкового легиона осуществлялась для них, для соратников. Но рулеты накладываемого хлопьями тумана имели еще слой – явление начинало конкурировать со свалившимся на материк искусственным катаклизмом. Ведь существовал еще ШОНО – штаб оборонительно-наступательных операций – внезапно прекративший посылать развед-сводки, и в худшем варианте, начавший, после уничтожения инспекторского «тянитолкая», о чем-то догадываться. А ведь где-то действовали еще и другие, менее значимые штабы. Можно ли было теперь, после молчания верховной инстанции, верить информации и директивам поступающим с нижних?
Конечно, молчание ШОНО можно попытаться объяснить его уничтожением. Но неужели эйрарбаки смогли нанести столь точечно-умный удар в самое сердце структуры управления? Глядя на их действия здесь, в такое мало верилось. Хотя, раскручивая спираль догадок далее, можно предположить сокрытие столь важной информации от своих, дабы, как говорится, «не снижать боевой дух и веру в техническое превосходство Республики».
Но генерал-канонир исходил из худшего, он все же предполагал, что вверху сидящие маршалы как-то по-своему, не в пользу гига-машины, интерпретировали происходящие на побережье события. И потому, он базировал выводы на возможности намеренной дезинформации идущей сверху, и в свою очередь должен был давать наверх трепанированную информацию о событиях вершащихся в «Ящере» и вокруг «Ящера». Но если о жизни в самой «боевой горе» получалось плести все что душе угодно, в смысле, политико-приемлемую тишь и патриотичную благодать (у ШОНО априорно не имелось методов перепроверки дезинформации), то относительно событий творящихся вокруг подвижной крепости требовалось держать ухо востро.
Здесь правда и вымысел должны сплестись в тугую, не сразу рвущуюся веревку. А врать просто необходимо, ведь Тутор-Рор не имел собственной резидентуры внутри оставленных «за бортом» штабов, а значит, кто теперь мог исключить даже явную враждебность верхов? Что если они решили, будто гига-танк желает перекинуться в стан Империи? Какова может быть реакция на такое предположение? Хорошее термоядерное жаркое, вот какова!
А значит, даже само местонахождение любимой «боевой горы» нужно скрыть. Разумеется, никак нельзя виртуально передвинуть ее на тысячу и даже сотню километров, но вот ввести аккуратненькое рассогласование на десяток – почему нет? Ведь это даже не выйдет за пределы неопределенности, даваемой загоризонтными плавучими локаторами. А потому новое вранье, вранье возведенное в многократную степень. Врем родному экипажу – большей его части – о том, что все «ой-ля-ля», врем собственному командованию, которое теперь опасается присылать проверяющих, и, разумеется, умело и инженерно подковано, врем Береговой армии эйрарбаков. И хоть в последнем случае, блюдем верность присяге.
Так что мелкое, бытовое обведение вокруг пальца мельтешащего под ногами Мурашу-Дида вещь совсем не сложная. Проблем с обманами столько, что на фоне них, творить еще одну оболочку очень даже не сложно. И главное, как в кулинарной проблеме с тортом, не переборщить с накладкой очередного слоя, ибо когда-то гравитация начнет выдавливать снизу избыточный крем и тогда вся сложная пирамида может внезапно рухнуть. Нужен очень верный глаз и долгосрочный расчет.
Этими расчетами Тутор-Рор занимался сутки напролет. Самым опасным «икс-овым» фактором в них оставались имперские атомные батареи. Только он один верил в их существование, и борьба с их невидимыми, пялящимися в «Ящер» стволами, порождала еще один слой обмана, того что сплетал паутину вокруг намерений генерала, преобразуя подготовку к уничтожению еще не найденный батарей, в текущую повседневность тактической суеты.
И поскольку все эти многослойные битвы с такими же головастыми, относящимися к одному виду и даже к одной расе живыми существами, генерал-канонир вел в одиночестве, мозги его постоянно находились в апогее психической нагрузки, они почти кипели, и не было этому конца.
133. Передаточная шестерня