— Ждем экспозиции, мальчик, — поведал Альбиус, когда закрылась дверь. — Ложись спать. Когда придут гости, я их встречу, ты можешь не вставать. Рассказать, что будет? Сюда придут чаоситты, много чаоситтов, которым я сказал, что принц Бетельгейз готовит бунт. Информация секретная, незачем о ней говорить простым людям. Никто не узнает, что их убью я, потому что никто не уцелеет. Спросишь, будет ли меня мучить совесть? Нет. Совесть мучит тогда, когда ты поступаешь неправильно. Поверь, я ошибок не совершаю. Эти чаоситты будут служить каждому, кто сядет на трон — нужны ли такие ветреные слуги? Ложись и не думай ни о чем. Нас ждет всего лишь маленькая чистка кадров перед сном.
Бетельгейз не смог выдержать взгляд дяди — слишком много в том было озлобленной решимости. Кто-то назвал бы Альбиуса эгоистом, кто-то — лицемером, кто-то наоборот — альтруистом. Убивать во благо общества? Но ведь был другой выход. Чаоситтов можно было просто сместить. Дяде определенно хотелось просто поразвлекаться.
Бетельгейз оказался не в той ситуации, чтобы ему возражать.
Привычные стены, мелочи, на которые не хотелось смотреть. Бетти прошел к столбу серого тумана — кровать для всех, убежище для него. Достаточно было шагнуть, чтобы оказаться под защитной пеленой. Однако она спасала от внешнего мира, не сомнений, не страхов и прочей дряни. Оказавшись под одеялом, Бетельгейз не испытал легкости. О какой легкости могла идти речь, если рядом находился дядя Альбиус, а совсем скоро должен был освободиться меч?
— Совсем скоро… — прошептал дядя, осклабившись. — Рассказать сказку? Время скоротать. Больше мне с тобой в спальне заниматься нечем, уж извини.
Старая шутка. Бетельгейз боялся сказок Альбиуса больше него самого. Дядя обладал даром подбирать слова так, что возникали картины в голове. Добрых сказок в его исполнении Бетти не слышал. Да, они были страшны, но заставляли глубоко задуматься о себе и других. Поэтому Бетельгейз кивнул.
— Главное, чтобы не узнала твоя мама, — ухмыльнулся Альбиус, пряча меч в ножнах. Дядя завис рядом и, на краткий миг задумавшись, начал говорить:
— Слушай, мой мальчик, слушай. То был мир света. Мало кто помнит его, а те, кто помнит, предпочтут забыть, как о собственной слабости и невежестве. Мир старых богов ушел, мы провожаем новый… И на самом краю мира, там, где никогда не загорались звезды и властвовала луна, жили два честных человека, любивших друга, как богиня-созидательница любит своих детей. Двоих мальчиков подарила она им: один родился в бедности, второй пришел вместе с богатством и роскошью. Старший вырос завистливым и гордым, младший — добрым и покорным, — Альбиус помолчал. — Всегда есть те, кто недоволен. Худшие пытаются сравняться с лучшими, низвергнув их до своего уровня. Пытаться вырасти — слишком сложно, верно? Легче опустить планку. Легче отобрать у других, чем производить самому. Поэтому начинаются войны. Разрушение действует быстрее всего, и мало кто задумывается, что существует нечто сильнее вооруженных ублюдков. Жаль, оно не всегда приходит вовремя, — гневно выдохнул он. — Приходится брать историю в свои руки, и не всегда руки оказываются подходящими.
Когда началась война, планета, на которой жила семья, оказалась во власти врага. Безнаказанность закрывает глаза совести. Все, что скрывалось, выходит на волю: жестокость, тяга к насилию. Хорошо это или плохо? Я отвечу: хорошо. Война открывает настоящие лица. Начинаешь понимать, кто есть кто, кому верить, а кому стоило бы гореть вечно. Может даже, самому себе гореть. Большая война вызывает маленькие битвы в каждом участнике. Насилие начинается с экономики, а заканчивается внутри простых людей. Что они выберут? Останутся ли верными? Преступят ли через себя, если понадобится? Она показывает все, Бетельгейз. Поэтому иногда стоило бы ей приходить, я считаю.
Они убивали, грабили, насиловали. Пытались накормить зверя внутри, но ему всегда мало. Критерии зла отодвигаются. Другие начинают видеть его только там, где в мирное время увидели бы абсолютную тьму. Самые страшные грехи обычно совершают победители, я думаю. Но к нашей сказке это не относится. Воины пришли к ним домой, убили взрослых. «Где сокровищница?» — спросили у детей. Как думаешь, кто ответил?
Бетельгейз промолчал. Дядя Альбиус отрешенно смотрел в стену, но голос его резал воздух от вкладываемой в слова силы.
— Никто не сказал. Старший не сказал, потому что был горд, младший — потому что был покорным и родители не говорили ему тайну, которую он мог бы выдать. Они начали пытать младшего, и тогда старший вырвался, выхватил меч, украшавший стену, и попытался защитить брата. Я говорил, что нечто свыше иногда приходит слишком поздно. Это был именно такой момент. Казнили обоих мальчиков. И всем было все равно. Что значат детские жизни по сравнению с богатствами, в которых так хочется умереть! С монеткой в кармане уходится безусловно легче.