Эклектика (СИ)

— Только я бы не рискнул показывать им Бетельгейза. Возможно, кто-то захочет сыграть в спасителя мира. Перенеси его в Ожерелье, объясни, как найти отца, и мы вызовем тех, о ком я говорил. Времени на раздумья у тебя нет. Любое промедление вызовет слухи и проблемы. Ты и так создала их, решив сбежать с бала сразу после убийства. Если постараемся, то успеем «повесить» смерть деда на них.

Сиенна переводила взгляд с брата на сына и не могла решиться.

— Вдруг Чаосин разгневается? Мы прикрываемся ею.

Дядя вдруг усмехнулся.

— Не понимаю, что происходит в твоей голове. Ты считаешь Чаосин мерилом справедливости, воплощением добродетели, но по какой-то причине она должна обозлиться за то, что мы спасаем чью-то жизнь. Это по меньшей мере нелогично. Хватит болтать, действуй уже. Я пошел за остальными, — Альбиус спрыгнул с кровати и, закинув клинок на плечо, обратился к племяннику: — Помни, что я тебе говорил. Прощай.

Это «прощай» значило, вопреки общепринятому смыслу, «надеюсь, мы больше не увидимся». Бетельгейз едва заметно кивнул. Он не собирался возвращаться и надеялся, что мир отца примет его, в отличие от Чарингхолла. Усталость от чужого презрения усиливалась с каждым падением. Он варился в этом котле заживо и все понимал. Понимал и Альбиус. Ненавидя, он дал возможность племяннику исполнить давнюю мечту. Конечно, Бетельгейз понимал, что мотивацией для дяди выступил далеко не альтруизм, но радости это не умаляло. В этот момент он любил его по-особенному. «Люди часто делают добро, сами того не понимая, — подумал Бетельгейз. — Действие не перестает быть добром для других. Жаль, что теряется смысл для души совершившего». Жалел он, но не дядя. Альбиус Чарингхолле не верил ни в душу, ни в ее просветление. Он перешагнул через труп, лежащий в дверном проеме, и исчез во мраке коридора.

— Что он тебе сказал? — взволнованно спросила Сиенна, и Бетельгейз утонул в объятиях чарингхолльской принцессы. Мама обвила его за плечи и опустила голову на плечо. Светская дама со всеми, наедине с сыном она превращалась в нежную и трепетную мать.

— Дядя рассказывал мне сказку.

— Сказку! — голос Сиенны зазвенел. — Ты не маленький ребенок, чтобы в них верить. Сколько раз просила не засорять тебе голову! Милый, в них нет ничего полезного. Они воспитывают наивность… Хорошо, что твой отец того же мнения, что и я.

Бетельгейз помолчал.

— Какой он? — наконец, спросил он.

Сиенна прижала сына к себе еще крепче.

— Невероятный. У него столько идей! Он не знает грусти и уверен в себе. Не позволяет брать отчаянию верх. Всегда улыбается, так обходителен… Уверена, вы понравитесь друг другу. Тебе ведь нравится Альбиус? Твой отец похож на него.

Бетельгейз разочарованно опустил глаза. Носы туфель заблестели от их сияния. Юноша подумал, что меньше всего хотел бы услышать такое определение. Обида на кого точила душу папы, если он стал таким же, как дядя?

— Не забывай меня, милый. Я буду иногда навещать вас… Правда, время в Чарингхолле и Мосант так разнится. Произойдет удивительная вещь: ты станешь старше меня во много раз, — Сиенна вдруг помрачнела, будто вспомнив о чем-то неприятном. — Помни меня, свою страну и предначертанную судьбу.

Трон. Власть, которая его никогда не привлекала. Бетельгейз хотел бы в этом признаться, но образ огорченной матери долго преследовал его. Мама мечтала о моменте, когда ее единственный сын станет императором, как он сам грезил о свободной жизни где-то далеко-далеко, вне опостылевших обязанностей и обещаний. С глубокого детства Бетельгейз знал, кем станет в будущем, и это заставляло опускать руки. Долгое время он не видел способа вздохнуть полной грудью, увидеть то, к чему стремилась душа. Дядя Альбиус подарил ему шанс. Хотя бы увидеть, хотя бы ненадолго…

— Я обещаю, — поклялся Бетти. Он будет помнить, но не станет стремиться к судьбе.

Сиенна села перед ним на колени и взяла за руку.

— Я перенесу тебя в Ожерелье. Отец встретит, он знает о твоем приходе — мы связаны душами. Ты узнаешь его — вы слишком похожи, чтобы не заметить друг друга. Я не смогу отправиться следом, время сыграет злую шутку, если я исчезну. Альби прав. Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, мам.

Сиенна сжала его руку в знак привязанности. Родная энергия окружила Бетельгейза.

— Закрой глаза.

Он послушно исполнил просьбу. Спокойствие застелило разум.