Эклектика (СИ)

— Мы создаем первичные материи — первый уровень. Абстракцию. Нематериальную составляющую. Дружбу, любовь, совесть, храбрость, — быстро перечислил Майриор, останавливаясь перед очередной дверью из белого золота. — Потом второй уровень, материи, свет, воздух, огонь и воду, их сочетания, миллионы сочетаний. Прорабатываем внешний облик мира. Кто-то останавливается на уровне абстракций, как, например, Переменчивый мир. Я решил углубиться в физическую составляющую. Она открывает удивительные возможности для фантазии. Ты увидишь. Без лишней скромности назову Мосант прекраснейшей из миров. Поверь, я много где был. Поэтому в третьем уровне — уровне алгоритмов событий, я превзошел всех. Мне нет равных в вопросе взаимодействий. Я учитываю самую незначительную деталь события. Заходи, Бетельгейз. Нам сюда.

Они оказались в широком полупустом зале. Бетти в восхищении замер. Посреди помещения рос гигантский дуб. Из-под его корней текла серебряная река, пропадавшая в свете арки, ведущей к следующему залу; корни образовывали мосты. На мощных ветвях древа, среди острой листвы, висели сферы. Задержав взгляд на одной из них, Бетти понял, что под хрупкостью каждой скрывается вселенная. Это удивило и огорчило его. Как, оказывается, беззащитно мироздание… Судьбы тысяч людей хранил какой-то шар, дрожащий от чужого дыхания. В этом состояло его сходство с человеком.

Майриора не интересовали открывшиеся красоты. Он буквально пробежал по серебристой реке и оказался у каменного стола с одинокой сферой, хранившейся в облаке света. Впрочем, подойдя ближе, Бетельгейз понял, что она была не одна. Два спаренных мира кружились вокруг невидимой точки. Голубые и бежевые переливы боролись друг с другом — когда рядом оказался Майриор, первый окончательно затмил второй.

— Это Мосант, мой мир, — объяснил отец, останавливая голубую сферу ладонью. Кольца на его пальцах завибрировали. — Правда, красивая? Вторая называется Вселенной, она не стоит внимания.

Бетельгейз опустил лучистый взор в покрывало облаков.

— Такие милые зверюшки, — проговорил он. — И какие восхитительные виды. Столько загадок, а сколько боли и желчи… Она красива в той же мере, в какой опасна. Я чувствую страдания… В нем нет ничего хорошего, только корысть и несправедливость. Их не любят, за ними наблюдают, как за животными в клетке. Им не дают шанса. Никто не думает о другом.

Ему пришлось замолчать. Отец вдруг поднял глаза на него — в когда-то беззаботном голубом цвете, в точности повторявшем поверхность сферы, восстала неприязнь, которую Бетельгейз не встречал даже в дяде. Бетти понял, что задел некую струну души, которую не стоило задевать. Один из миров внизу всколыхнулся, и его небеса забурлили.

— Я даю шанс, — медленно, будто обращаясь к недоразвитому, произнес Майриор. — Относительно каждого у меня свой замысел, но человек волен выбирать. Не моя вина, что большинство выбирает более легкий путь. Любое явление идет по пути наименьшего сопротивления. Это неизбежно. Я бы даже сказал, что это закон. Те, кто поступают иначе, выживают редко.

В голосе Майриора звенела уверенность. Весь его вид говорил, что он был абсолютно уверен в высказанной идее. Самодовольство — он даже гордится тем обстоятельством, что Бетельгейз не понимает ее. Юноша был уязвлен.

— Все поступают так, потому что созданы такими. Они могли бы идти по правильному пути.

— Правильному? — отец оборвал его, вздернул бровь. — Я не знаю такого. Все относительно.

— Есть добро, и есть зло — не может быть компромисса между ними!

Бетельгейз сам не знал, почему вдруг сорвался в крик. Это было так глупо: первая встреча с отцом, долгожданная, он грезил о ней всю жизнь — чтобы повысить голос и услышать то же в ответ.

— Ты ничего в этом не смыслишь! Я знаю борцов за абсолют, подобных тебе, — губы Майриора презрительно дрогнули. — Придумываете рамки, полные ханжества, и впихиваете в них всех и каждого, кого видите. Вот только нет абсолюта. Нет объективности. И все ваши рамки — ничтожны. Каждый может рассуждать, но когда доходит до дела — все почему-то выбирают себя, победу, не полное славы поражение. Поэтому закрой рот, Бетельгейз. Иначе отправишься домой. Мне не составит труда сказать Сиенне, что Мосант оказалась губительна для тебя. Поверь, она поверит мне, а не тебе. Влюбленные женщины — предсказуемые существа.

Майриор, наконец, замолчал. Бетти не знал, что ранило больше: смысл слов или интонация, выражение лица, с которым они произносились. Презрение, высокомерие, уверенность в себе и в том, что говорит истину. Как дядя Альбиус, отец ни капли не сожалел о сказанной хлесткой правде. Ему было все равно на реакцию других. Он, наверное, не солгал бы, даже зная, что услышанное приведет кого-то к смерти, и точно так же не отводил бы взгляд, будто питаясь ответной реакцией. Отец наслаждался ею. Каждое слово, вырвавшееся в противовес, только обрадовало бы его.

— Хорошо, — тихо произнес Бетельгейз. Бесхитростным упрямством он бы ничего не добился.