В недавнем исследовании Школы бизнеса имени Бута при Чикагском университете (а это место вовсе не известно своей социалистической направленностью) был применен интересный подход, чтобы выяснить, окажет ли снижение налогов, от которого выиграют богатые, большее или меньшее воздействие на экономический рост, чем снижение налогов, от которого выиграет остальная экономика. В разных штатах существует очень разное распределение доходов, а поэтому снижение налогов на богатых должно иметь очень разные последствия. В Коннектикуте, например, проживает намного больше богатых людей, чем в Мэне. Проанализировав опыт тридцати одной налоговой реформы в послевоенный период, исследование показало, что снижение налогов, от которого выигрывают 10 % самых богатых, не дает значительного роста занятости и доходов, тогда как снижение налогов, от которого выигрывают оставшиеся 90 %, дает[344]
.Можно также рассмотреть вопрос о том, не ослабит ли повышение налогов рвение работников с высоким уровнем дохода. На этот вопрос можно ответить гораздо точнее, чем на вопрос о его влиянии на экономический рост в целом, так как налоговые реформы по-разному влияют на разных людей. Поэтому можно сравнить изменения в поведении людей, на которых они повлияли в большей или меньшей степени. Основное заключение из всего объема литературы было сформулировано двумя из наиболее уважаемых экспертов по данному вопросу, Эммануэлем Саэсом и Джоэлем Слемродом. Его суть сводится к тому, что «на сегодняшний день нет убедительных доказательств
К настоящему времени, похоже, достигнут консенсус между большинством экономистов о том, что низкие налоги на высокие заработки сами по себе не гарантируют экономического роста. Это нашло свое отражение в реакции ведущих экономистов, входящих в панель IGM Booth, на снижение налогов Трампом в 2017 году. Данная налоговая реформа обеспечивает серьезное и долгосрочное снижение налогов на бизнес, включая снижение налога на прибыль с 35 до 21 %. Кроме того, предусматривается снижение максимальной ставки налога на богатейших американцев до 37 % (с 39,6 %), повышение порога, с которого взымается максимальный налог, и частичная отмена налога на наследство. Для остального населения налоги снижаются существенно меньше, а большинство из них только временно. Отвечая на вопрос: «Если законопроект примут в том виде, в котором он сейчас проходит в палате представителей и сенате, будет ли ВВП США, при отсутствии других изменений в налоговой политике и политике бюджетных расходов, существенно выше через десятилетие, чем он был бы при сохранении существующей системы?» – только один человек ответил положительно, тогда как 52 % были либо не согласны, либо совершенно не согласны (остальные не были уверены, либо не ответили вообще)[346]
.Несмотря на данный консенсус, в докладной записке министерства финансов о фискальном воздействии принятия законопроекта (без каких-либо оснований и подтверждений) было заявлено об увеличении годовых темпов роста на 0,7 % из-за снижения налогообложения[347]
. Как им могло сойти с рук подобное заявление, не имеющее ничего общего с существующими обоснованными убеждениями? С одной стороны, это, разумеется, не единственный случай, когда администрация лгала для обоснования своего решения. Однако, с другой стороны, можно предположить, что частично общественность так легко купилась на идею о том, что снижение налогов в пользу богатых ведет к экономическому росту, так как именно это она слышала на протяжении многих лет из уст многих выдающихся экономистов предыдущей эпохи. В те дни в распоряжении экономистов было не так много данных и нормальным было рассуждать с позиции «базовых принципов», основанных на интуиции. Повторение этой мантры поколениями серьезных ученых придало ей умиротворяющий эффект колыбельной песни. Мы до сих пор слышим ее от множества бизнес экспертов, которые даже сегодня не стеснены имеющимися данными. Теперь об этом говорят с позиций «здравого смысла». Когда в нашем исследовании мы задали респондентам аналогичной панели IGM Booth вопрос, согласны ли они с тем, что снижение налогов увеличит темпы роста в течение пяти лет, 42 % респондентов ответили положительно или полностью положительно (из которых только один был экономистом). 20 % наших респондентов были не согласны, либо совершенно не согласны с этим утверждением.