Описываемые нами программы способны окупать свою работу – новые профессиональные навыки и более эффективное заполнение рабочих мест ценны для любой экономики – но даже если это не так, то достижения в плане снижения тревожности и восстановления достоинства в нашем обществе будут весьма значительны. Ведь такие программы затронут не только безработных, но и всех тех, кто считает, что их работа может однажды оказаться под угрозой, или тех, кто знает кого-то, кто пострадал. Не менее важно и то, что если мы изменим риторику, перестанем говорить о спасении и обратимся к безработным следующим образом – «жаль, что это с вами случилось, но приобретая новые навыки и/или переезжая, вы помогаете экономике оставаться крепкой», – то мы можем изменить представление многих рабочих о том, что они являются жертвами войны, которую мы ведем против них.
Например, когда говорилось, что администрация Обамы ведет «войну с углем», то подразумевалось, что речь идет о войне с шахтерами. Может быть, шахтеры особенно гордятся своей специфической профессией и считают, что ничто не может ее заменить, но стоит помнить, что до сравнительно недавнего времени шахтеры воевали против своих работодателей, а не бок о бок с ними, как сегодня. Они выполняют именно такую трудную и опасную работу, которую, по мнению большинства американцев, должны выполнять машины. То же самое относится и к сталеварам; трудная и опасная работа всегда дает повод для гордости.
Поэтому, когда в марте 2016 года Хиллари Клинтон ледяным тоном объявила, что «мы собираемся оставить не у дел многих шахтеров и угольных компаний», шахтеры, возможно, не без оснований почувствовали, что она хочет бессердечно разрушить их жизнь, не чувствуя необходимости извиняться или компенсировать им потери. Клинтон сразу же заговорила о необходимости заботиться о шахтерах, но «мы», открывающее это предложение, четко оформило противостояние «мы» против «них». Эта фраза несколько месяцев потом мелькала в политической рекламе.
На самом деле каждое изменение может и должно представлять правительству возможность выразить свое сочувствие тем работникам, которые от него пострадают. Смена карьеры и переезд – это трудные вещи, но они также дают возможность экономике и отдельным людям найти наилучшее соответствие между талантом и профессией. Каждый должен быть способен, как и четверо из пяти американцев, находить смысл в своей работе. Участие в программе перехода на лучшую работу должно стать универсальным правом. Но в отличие от универсального базового дохода, которое дает право всего лишь на доход, такая программа связана с тем, что представляется неотъемлемой частью социальной идентичности. Каждый из нас должен иметь универсальное право на продуктивную жизнь в обществе.
Многие европейские страны гораздо больше, чем Соединенные Штаты, инвестируют в программы смены работы. Так, Дания тратит на активную политику на рынке труда (переквалификация, помощь в поиске работы и так далее) 2 % ВВП. Поэтому трудовые ресурсы в этой стране очень мобильны, как в отношении перехода с одного места работы на другое, так и между состояниями занятости и безработицы. Уровень вынужденного лишения работы аналогичен тому, что наблюдается в других странах ОЭСР, но темпы, с которыми уволенные находят новую работу, значительно выше – трое из четырех уволенных работников находят новую работу в течение одного года. Важно отметить, что датская модель пережила кризис и рецессию 2008 года без значительного роста вынужденной безработицы. Германия тратит 1,45 % ВВП на активную политику на рынке труда, и этот показатель вырос до 2,45 % во время кризиса, когда безработица была намного выше, чем обычно[667]
. С другой стороны, во Франции, несмотря на заявления о желании сделать больше для безработных, расходы на активную политику на рынке труда остаются на уровне 1 % ВВП уже более 10 лет. Соответствующий показатель для Соединенных Штатов составляет всего 0,11 %[668].На самом деле в Соединенных Штатах уже применяется своя собственная модель такой политики, опыт которой может быть расширен. По программе отраслевой адаптации, обсужденной в третьей главе, работникам фирм-участников оплачивается переобучение, а также продлевается выплата пособия по безработице на время его прохождения. Эта программа достаточно эффективна, и, кроме того, она делает именно то, что должна была делать программа такого типа, – помогает переехать работникам из самых неблагополучных мест. Воздействие этой программы на будущие доходы в два раза выше для тех работников, чей первоначальный работодатель находился в кризисном регионе. Работники, получившие помощь по программе, имели гораздо больше шансов изменить регион проживания и сферу занятости[669]
. Однако вместо того, чтобы стать шаблоном того, что можно было бы сделать, чтобы помочь работникам справиться с негативными последствиями изменений внешней среды, программа отраслевой адаптации реализуется в очень небольших масштабах. Разве это разумно?