Экономическая политика правительства Екатерины II во второй половине XVIII в. Идеи и практика

В гораздо большей степени Воронцовым двигали государственные, а не личные интересы. Руководствуясь первыми, он не мог не замечать наносимого торговле и промышленности страны ущерба действиями владельцев отдельных монополий и привилегированных предприятий, и потому выступил принципиальным противником привилегий. Вместе с тем он продолжал находиться в плену представлений об успехах крупнейших западноевропейских торговых компаний, принявших активное участие в захвате колоний. Безусловно, прав С. М. Троицкий, заметивший: «На усиление интереса Воронцова и других прожектеров к расширению восточной торговли несомненно оказали большое влияние проникавшие в Россию из Европы сведения о захвате Англией, Францией, Голландией и Испанией заморских колоний, приносивших им баснословные прибыли»[104]. Отсюда проистекало стремление позаимствовать опыт европейских стран, сочетавших прямую военную экспансию народов других континентов с развитием торговых связей с ними посредством крупных компаний, пользовавшихся государственной поддержкой, в том числе в форме отдельных привилегий. Поэтому и Воронцов оказался восприимчив к подобному опыту, считая уместным рекомендовать его правительству. По его мнению, под прикрытием направлявшихся на территорию среднеазиатских государств торговых караванов следовало действовать «к покорению под Российскую державу» обитавших там народов. С этой целью он советовал развивать исключительно дружеские отношения с местным населением, постепенно добиваясь разрешений на строительство складских амбаров, затем отдельных укрепленных поселений, «…дабы можно было со временем под видом купцов привозить туда небольшия гарнизоны»[105].

Такие рекомендации дали основание С. М. Троицкому отнести Воронцова к лагерю «наиболее реакционных идеологов абсолютной монархии», стремившихся расширить категорию эксплуатируемого населения за счет соседних народов и развития «колониальной» торговли с ними[106]. Наверное, руководствуясь сугубо классовым подходом, к тому же в его наиболее упрощенной форме, и можно было предъявлять Воронцову и ему подобным столь строгие претензии морально-этического свойства. Однако при этом в расчет совершенно не принимались действовавшие при жизни Воронцова нормы морали, которые отнюдь не запрещали, а, напротив, подталкивали к вынашиванию подобных «экспансионистских» замыслов. Для государственных деятелей своего времени типа Воронцова в планах по увеличению числа подданных российской короны не было ничего зазорного. К тому же в них не просматривается отчетливо выраженной агрессивной составляющей.

С позиций «государственника», приверженца идеи общего блага, Воронцов выступил против ущемления прав астраханского мещанства и купечества на рыбные промыслы: «Не можно почти без жалости представить нынешняго состояния астраханских жителей, особливо сравнивая оное с тем, в каком оные пред сим незадолго находились, ибо сколько прежде данными им вольностьми и рыбными промыслами они довольствовались, столько напротив того теперь отнятием прежних привилегий низвержены в прекрайнюю бедность, так что не только они не в состоянии производить прежних своих промыслов, но и податей казенных платить чем не имеют», – заключил он. Однако Воронцов руководствовался не только эмоциями, но подкреплял их экономическими расчетами. После того как рыбные промыслы были изъяты из ведения магистрата Астрахани и перешли в содержание казны, а та в свою очередь отдала их на откуп частным рыбопромышленникам, кривая объемов добываемой рыбы пошла резко вниз. Незамедлительно произошло повышение цен на рыбу внутри России, а также на рыбий клей – весьма важную экспортную статью (он преимущественно отправлялся в Англию). Следствием стало уменьшение потребления рыбы, а вместе с ним и соли. В результате, по приблизительным расчетам Воронцова, доходы казны не увеличились, а, напротив, сократились из-за уменьшения окладных сборов за рыбные промыслы и соляных сборов. Кроме того, особую тревогу вызвала вполне реальная перспектива полной утраты доходов от экспорта рыбьего клея. Как стало известно из английских газет, правительство Великобритании обещало крупную награду изобретателю состава, не уступающего по своим свойствам закупаемому в России рыбьему клею.