Экономические истоки диктатуры и демократии (Экономическая теория). 2015

Выражение (VI. 15) имеет красивую интерпретацию. Оно говорит, что V^P(N, р^н, x^N = х^р) равно нынешней приведенной стоимости у^р, т.е. доналогового дохода граждан, плюс ожидаемый выигрыш от чистого перераспределения доходов от элит гражданам в данном периоде. Чистое перераспределение задается выражением {т^р (у - y^p)-C(x^p)yj, но оно существует только сегодня, и долю времени q в будущем, когда состояние есть р^я . (Причина того, что это ведет к выражению (l - Р(1 -

Если V^P(N, р^н, x^N = х^р)< V^P(R, р^н), то максимальный трансфер, который может быть сделан, когда р_; = р^н, недостаточен для предотвращения революции. Пока выполняется (VI.7), V^p(D)>V^p(R,yi^H). Ясно, что V^P(N, р^н = 1, x^N = х^р)> V^P(R, p^w = 1), потому что революция порождает нулевой выигрыш для граждан во всех последующих периодах. Из этого следует: когда р^н = 1, должно быть так, что выигрыш от перераспределения для граждан при ставке х^р и состоянии р^я больше, чем выигрыш от революции. Также отметим, что:

V^P(N, р^н=0, x^N=x^p) = ‘

(VI. 16)

= / + (1 - Р(1 - Ф)(т^Р (у-у^р)~ С(х^р )y)p (r, р^н = о) = ,

так что выигрыш от революции должен быть больше, когда р^н = 0. Поскольку V^P(R, р^н) монотонно и непрерывно возрастает по р, используя теорему о промежуточном значении, получаем, что существует некоторое уникальное р* е (0,1), такое что при р^н = р*

V^p(N,p^H,x^N =х^р)= V^p(K,p^H). (VI. 17)

Когда ул < (л*, уступки не срабатывают, так что элиты вынуждены либо проводить демократизацию, либо прибегать к репрессиям. Когда р > р*, они могут предотвратить революцию с помощью временного перераспределения, что всегда предпочтительнее для них, когда альтернативой является демократизация (потому что с демократизацией перераспределение становится не временным, а долгосрочным). В этом случае налог, устанавливаемый элитами, который мы обозначаем как т, будет установлен точно в таком размере, чтобы для граждан не было различия между революцией и принятием уступок при недемократическом режиме, т.е. t удовлетворяет уравнению V^P(N, р^н, x^N = х) = V^P(R, р^н).

Чтобы определить равновесные стратегии, нужно сравнить выигрыши элит от сохранения власти при помощи перераспределения и от демократизации с издержками репрессий. Без потери уровня абстракции, мы ограничимся рассмотрением ситуаций, в которых элиты всегда разыгрывают стратегию «репрессия», а не более сложные стратегии, когда они в одних случаях применяют репрессию, а в других — перераспределение (это тоже без потери уровня абстракции из-за принципа «одноразового отклонения», рассмотренного более детально в следующей главе; см. также: [Fudenberg, Tirole, 1991, р. 108-110]). С помощью аналогичных, рассмотренных ранее, аргументов можно показать, что эти выигрыши удовлетворяют следующим уравнениям Веллмана:

Г (О, р^н | к) = А/ + $[qV^l (О, р^н | к) + (1 - q)r (N, p^L)] (VI. 18) V (N, p^L) = у + P[q Г (O, p^H | к) + (1 - q)V‘ (N, p¹)],

где принимается во внимание, что издержки репрессий будут реальны только в том состоянии, когда существует угроза революции, т.е. когда

Ц₍=Ц^Н-

Используя определение Д, мы можем решить уравнения Веллмана одновременно для вывода значения выигрышей элит и граждан в случае применения репрессий:

V^r(0, р^н|к)=

У -(1-Р(1-

1-Р

(VI. 19)

и

V^p(0, р^н |к) =

/— (1 — р(1-

1-Р

Функция выигрыша V^r(0, р^н|к) имеет ясную интерпретацию: выигрыш элит от стратегии «репрессия» есть дисконтированная сумма их дохода, у^г/(1^-Р) за вычетом ожидаемых издержек репрессий. Чистое приведенное значение издержек репрессий — (l-p(l-r/(l-P) для элит, поскольку они несут эти издержки сегодня и долю q времени в будущем.

Чтобы понять, почему происходят репрессии, нужно сравнить V"' (О, | к) с V^r(D), когда (X < (X*, и с V^r(N, |Х^Н, T^N = т), когда |Х>|Х*.

Как и в игре расширенной формы в предыдущем разделе, теперь мы определяем два пороговых значения издержек репрессий — на этот раз к’ и к — такие, что элитам безразлично, какой выбран вариант стратегии при этих пороговых уровнях. Более конкретно: пусть к* будет таким, что элитам безразлично обещать перераспределение при ставке налога T^N - т или применить репрессии V^r (О, |Х^Н | к*) = V (N, |Х^Н, T^N = т). Это безразличие позволяет утверждать, что

к’ = -(5С(т) - т(5 - 0)). (VI.20)

0

Аналогичным образом пусть к будет таким, что при этих издержках репрессий элитам нет разницы между демократизацией и репрессиями, т.е. V^r(0, |Х^Н |к) = V^r(D), следовательно

<^VU1>

Из вышесказанного прямо следует, что к > к*, иными словами, если элиты предпочитают репрессии перераспределению, то они также предпочитают репрессии демократизации. Поэтому элиты предпочитают репрессии, когда (х > (X* и к < к* и также когда (X < (X* и к < к.

Используя наш предыдущий анализ, можно легко сконструировать стратегии, составляющие равновесия в различных сегментах пространства параметров. Поэтому мы получаем (как и в теоремах VI. 1 и VI.2, изложенных без определения всего множества стратегий):

Теорема VI.3. Существует совершенное равновесие по Маркову {а^г, д^р} в игре G”(P), и оно таково, что:

• Если 0 < (X, то условие угрозы революции не выполняется и элиты могут оставаться у власти без репрессий, перераспределения или демократизации.

• Если 0 > (X, то условие угрозы революции выполняется. Далее, пусть (X* задается (VI. 17), а к и к — (VI.20) и (VI.21). Тогда:

1. Если ул > (Л* и к>к’, то издержки репрессий сравнительно велики и элиты перераспределяют доход в состоянии чтобы избежать революции.

2. Если ц < ц* и к < к, или к > к и не выполняется (VI.7), или если ул > (Л* и к < к*, то элиты применяют репрессии в состоянии

3. Если р<р*, выполняется (VI.7) и к>к, то уступок недостаточно для того, чтобы избежать революции, и издержки репрессий сравнительно высоки. В этом случае в состоянии \\.^н элиты проводят демократизацию.

Демократия возникает только тогда, когда р < р*, репрессии относительно дорогостоящи (т.е. к>к) и выполняется (VI.7). Это пороговое значение издержек репрессий, к, увеличивается с ростом неравенства (увеличивается с ростом 0); более конкретно можно снова показать с помощью аргументации, использованной в предыдущем разделе, что:

Интуитивно понятно, что, когда неравенство выше, при демократии осуществляется большее перераспределение (т.е. ставка налога, желательная гражданам, т^р, выше) и, следовательно, стоит дороже для богатых элит, которые поэтому больше склонны применять репрессии.

Как это было продемонстрировано выше статической моделью, демократия возникает как равновесный итог только в обществах со средними уровнями неравенства. В преимущественно эгалитарных или в чрезмерно неравных обществах демократия не возникает как равновесный феномен. Для лишенных права голоса в преимущественно эгалитарных обществах очень мало стимулов оспаривать власть, и элитам не нужно делать уступки; не нужно им также осуществлять демократизацию. В чрезмерно неравных обществах элиты не могут использовать перераспределение, чтобы удержаться у власти; однако, поскольку в таком обществе демократия представляет угрозу для власти элит, они применяют репрессии вместо того, чтобы отказаться от власти. Поэтому демократия имеет тенденцию возникать в обществах со средними уровнями неравенства. Здесь неравенство достаточно высоко для появления вызова политическому статус-кво, но недостаточно высоко, чтобы элиты нашли репрессии привлекательными. Таким образом, интуиция, стоя щая за следствием VI. 1, прямо относится к этой модели.

В следующем разделе мы демонстрируем, что, даже не ограничиваясь совершенными марковскими равновесиями, мы получим сходные результаты: революция может быть остановлена с помощью временно-го перераспределения, когда ц > ц , где ц < ц — следовательно, для большего диапазона параметров, — но, если ц < Д“, элиты не могут использовать уступки, для того чтобы избежать революции.

Возможно, парадоксальным образом высокое q делает расширение избирательных прав менее вероятным. Высокое q соответствует экономике, в которой граждане хорошо организованы, так что часто создают угрозу революции. Иначе говоря, если значительно меньше единицы, то даже в этом состоянии элитам приходится перераспределять доходы в пользу граждан. В этом случае низкое значение также привело бы к этому же результату. На первый взгляд могло бы показаться, что в этом случае расширение избирательных прав было бы более вероятно. Однако это не так, потому что при частой угрозе революции будущее перераспределение становится достоверным. Когда граждане обладают силой, чтобы контролировать данные им обещания, у элит меньше нужды предпринимать изменения институтов в сторону увеличения будущей политической власти граждан.

Этот результат может объяснить, почему в XIX в. Германия установила государство всеобщего благосостояния, но при этом допустив лишь очень ограниченную демократию, тогда как Великобритания и Франция провели намного более полную демократизацию. Социальные волнения против существующей системы в Германии были так же сильны, как и в Великобритании и Франции. Однако между этими тремя странами имелись существенные различия в силе рабочего класса при существовавшем режиме. В то время как в Великобритании и Франции не было сильных социалистических партий и профсоюзы были малозначительны, Социал-демократическая партия Германии была крупнейшей левой партией в Европе, и рабочее движение было сильно (хотя ему и не позволялось реально участвовать в выборах из-за электоральных ограничений). К примеру, Б. Нолан [Nolan, 1986, р. 354] объясняет силу германского рабочего движения следующим образом: «Хотя Великобритания первой пережила промышленную революцию, а Франция первой развила значительные ассоциации социалистов, Германия породила крупнейшее и наилучшим образом организованное рабочее движение в конце XIX в.» Альтернативная теория демократизации, основывающаяся только на силе рабочего класса, предсказала бы более раннее расширение избирательных прав в Германии, чем в Великобритании и Франции. Теорема VI.3, представляющая демократизацию как трансфер политической власти, напротив, предсказывает, что германские элиты должны были иметь больше возможностей, имея дело с социальными волнениями, обещая перераспределение благ в пользу граждан в будущем. Это также отчасти согласуется с реальными данными. Если Великобритания и

Франция демократизировались и затем увеличили перераспределение в пользу бедных, то Германия предприняла перераспределение, не меняя своего недемократического режима. Также мало сомнений и в том, что эти перераспределительные меры быди предприняты как ответ на потенциальную угрозу революции со стороны рабочего класса. Уильямсон [Williamson, 1998, р. 64], к примеру, пишет, что «главной целью [германской] программы всеобщего благосостояния было избежать революции с помощью своевременной социальной реформы и примирить трудящиеся классы с властью государства».

Вдобавок к этому, разграничением между высоким и низким состояниями угрозы революции подчеркивается то, что изменения режима случаются в необычные времена, возможно, экономических кризисов или рецессий. Это также согласуется с данными, рассмотренными в главе III (см. также: [Acemoglu et al., 2004]). Хотя в настоящей книге мы представляем эти идеи с использованием параметра (X в редуцированной форме, в которой издержки революции признавались изменчивыми, в другой нашей книге [Acemoglu, Robinson, 2001] мы показали, что те же результаты следуют из модели, в которой издержки революции постоянны, но меняется общая продуктивность факторов производства, как в стандартной модели деловых циклов. В этой модели изменения продуктивности меняют альтернативные издержки революций (и переворотов) и это дает тот же эффект.

8. СОВЕРШЕННЫЕ НА ПОДЫГРАХ РАВНОВЕСИЯ В предыдущем разделе мы охарактеризовали подмножество множества равновесий, совершенных на подыграх, G”((3). В данном разделе анализируется наша базовая динамическая модель демократизации без ограничения только марковскими стратегиями. Точнее, мы ищем равновесия, совершенные на подыграх. Вообще, у этой игры есть много таких равновесий, совершенных на подыграх, которые поддерживаются различными зависящими от истории стратегиями, и наш анализ повторяет тот, что был проведен в главе V. Нас интересует понимание того, в какой степени стратегии наказания могут сделать перераспределение в состоянии р¹ достоверным. Таким образом, мы ищем наилучшее возможное равновесие для элит, т.е. то, которое предотвращает демократизацию для наибольшего множества значений параметров. Поэтому неявно нас интересует наибольший возможный объем достоверного перераспределения в пользу граждан при недемократическом режиме. Для упрощения мы абстрагируемся от применения репрессий, хотя их можно легко вернуть в рассмотрение. Как и в разделе 7 главы V, теперь анализ фокусируется на демонстрации того, что существует уровень отсечения ц, Д“ < |Т\ при этом когда ц > Д**, то будет перераспределение без демократизации, предотвращающее революцию. Напротив, когда ц > Д*\ равновесие представляет демократизацию при ц₍ = |Х^Н.

Как и в анализе, проведенном в главе V, мы изучаем условия, при которых элиты могут перераспределять со ставкой налога т¹>0 в состоянии ц⁷, тем самым избегая перехода от недемократического режима даже при Ц < |Х*. В главе V мы видели, что ограничение для такого перераспределения состояло в том, что оно должно было быть совместимым по стимулам для элиты, т.е. чтобы выигрыш элит от перераспределения согласно вектору [х⁷,х^н], заданному выигрышем V^r(N, ц⁷, [х⁷,х^н]|, было больше, чем выигрыш от уклонения от обещаний перераспределения, V'(N, ц⁷).

Есть только одно существенное различие между игрой, рассмотренной в главе V и рассматриваемой теперь: пока выполняется (VI.7), то, если недемократический режим терпит крах, следует ожидать перехода к демократии; поэтому в функции выигрыша V'(N, ц⁷) в этом случае учитывается, что, когда элиты отклоняются от своих обещаний в состоянии ц⁷, их «наказанием» в состоянии ц^я является демократизация, а не революция, как ранее. Это так потому, что для граждан не является совершенной стратегией в подыграх угрожать революцией после того, как элиты осуществляют демократизацию, поскольку они (граждане) получают больший выигрыш от демократии, чем от революции. Следовательно, если элиты проводят демократизацию, это предупреждает революцию. Из этого следует, что значение V_d (N, ц⁷) для элит задано следующим рекурсивным уравнением:

v; (N, Ц⁷) = у^г + Р [qV^r(D) + (l- q)v; (N, Ц⁷)],

где V^r(D) такое же, как в (VI. 14). ?

Как и прежде, только перераспределение при налоговом векторе [х⁷, х^н], таком что

v^r(N, ц¹, [т\т^н]) >v;(N,p⁷)

является достоверным. Вдобавок к этому очевидно, что расчеты V^P(N, ц^н, [т\ т^н]) в (V.38) в главе V по-прежнему верны. Таким образом, условие совместимости по стимулам для элит будет отличаться от того, что было раньше, из-за изменения в V^r_d (N, ц⁷).

Как и в главе V, в целом, наилучшее равновесие для элит должно учитывать стимулы к сглаживанию налогов во времени. Однако чтобы упростить рассмотрение вопроса, и поскольку идея сглаживания налогов не является главной для нашего анализа, мы сосредоточиваем внимание на характеристике минимального значения p^w , при котором элиты могли бы избежать демократизации. Для этого введем такое Д", что когда р > Д", недемократия могла сохраняться с помощью обещаний перераспределения. По-прежнему максимальная ставка налога в состоянии р^я есть х^р . Таким образом, нужно только найти максимальное совместимое по стимулам перераспределение в состоянии р¹, которое мы теперь обозначаем как х'. Аналогично, оно задается:

v^r(N,\i^L,[T',T^p}) =v;(n,[i^l).

Поскольку V^r(D) > 0, граждане в меньшей степени могут угрожать элитам за уклонение от обещаний, когда элиты могут провести демократизацию, из чего следует, что уклонение более привлекательно для элит, поэтому х' < Т, что удовлетворяет (V.39).

Вдобавок к этому, поскольку ценность революции для граждан тоже остается той же, выражение критического значения издержек револю-ции, р , должно быть идентичным тому, что выведено для р в главе V со значением т', выведенным там, замененным здесь новым значением х'. Таким образом, это критическое значение Д** может быть легко найдено так, чтобы V^p(n, р^н, [т', т^р]) =V^F(R, р^н) при р^н=Д’\ Оно задается так:

Д" = 0 - Pd - <7)(t'(e - 5) - (1 - 5)С(т')) -

(VI 22)

- (1 - Р(1 - q))(x^p (9 - 8) - (1 - 5)С(т^р)).

Значение Д**, полученное в (VI.22), больше, чем значение р" в главе V, потому что здесь потенциальные наказания для элиты менее суровы.

Наиболее важно, что Д“ < р* (где р* задано (VI. 17)) и мы получаем, как и ранее, что, если р > Д , элиты могут остаться у власти с помощью перераспределения. Столь же важно, что, когда р < Д*\ то вопреки выводам главы V, революции нет, потому что у элит есть дополнительное средство — они могут осуществить демократизацию.

Резюмируя: разрешение для элит и граждан играть немарковские стратегии имеет в этой модели следствия, подобные тем, которые были в главе V Угроза наказания со стороны граждан — в особенности, угроза того, что они могут предпринять революцию, — имеет следствием то, что некоторый объем перераспределения может поддерживаться в состоянии р . Интересно, что этот объем на самом деле в данном случае меньше, поскольку возможность для элит провести демократизацию ограничивает наказание, которое они могут понести от граждан. Однако важнее всего то, что главное в анализе, проведенном в главе V, остается применимым и в этой модели. Хотя способность применять стратегии наказания увеличивает число случаев, когда элиты могут оставаться у власти, делая уступки, она не устраняет проблему достоверности их обещаний. Когда ц< Д*\ уступки не работают из-за отсутствия их необходимой достоверности относительно будущего, и элиты будут вынуждены проводить демократизацию.

9. АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕНТИЧНОСТИ

Теперь вернемся к модели, описанной в подразделе 4.4 главы IV, в которой мы рассматривали политический конфликт не только между социально-экономическими классами, но и в категориях группы X против группы Z. Вспомним, что, когда группа X является большинством, и налоги, и форма трансферов определяются последовательно с помощью голосования большинства, есть два типа равновесий, совершенных на подыграх. В обоих типах перераспределение идет от группы Z к более многочисленной группе X, и если <з_х > 1/2, то равновесная ставка налога будет идеальной точкой для бедных членов X; если же Ь_х <1/2 равновесная ставка налога будет идеальной точкой для богатых членов группы X. Рассмотрим теперь, как эта модель может быть встроена в нашу статическую модель демократизации, представленную в разделе 5 этой главы.

Мы рассматриваем недемократию как правление группы Z, которую будем считать элитами. Ясно, что правление элит более не является правлением богатых, так как некоторые члены группы Z относительно бедны. Первым вопросом является определение уровней налога и трансферов в недемократии и то, каким образом принимаются ключевые решения, такие как о репрессиях и демократизации. Мы делаем допущение, что они определяются голосованием большинства в группе Z, из чего следует, что надо рассмотреть два случая: когда 5_Z > 5_г/2 и когда имеет место противоположное. В этом разделе мы не пытаемся дать всеобъемлющий анализ всех возможных случаев; мы действуем, исходя из допущения о том, что 5_Z > 5_z/2, из чего следует, что именно предпочтения богатых членов Z определяют социальный выбор в недемократии. Мы также делаем допущение, что 8£ > 1/2, тем самым имея дело лишь с одним из демократических равновесий, описанных в главе IV. Что касается ставки налога, то мы сохраняем обозначение x^N для недемократии.

Все члены группы Z предпочитают установить Т_х= 0 и, если нет угрозы революции, то выбираемой без принуждения ставкой налога будет та, которую устанавливает медианный член Z, богатый агент. Следовательно, ставка налога в недемократии есть идеальная точка богатого члена группы Z, x^r_z, которая удовлетворяет условию первого порядка:

0₇

(VI.23)

которое, как мы допускаем, имеет внутреннее решение и в котором мы использовали тот факт, что y^r_z — CL_zCLy/b_z.

Следовательно, в этом случае перераспределение идет от группы X к группе Z с равновесной ставкой подоходного налога х^г₇ . Более того, группе X не дается никакого перераспределения, Т_х - 0, и Т₂ = (т₂ - С(т^))у/5₂. Ясно, что члены группы Z предпочитают недемократию демократии, в то время как противоположное верно для членов группы X.

Если элиты избирают репрессии, то мы исходим из допущения — следуя нашему предыдущему анализу в этой главе, — что члены и Z, и X терпят убытки от репрессий. Выигрыши членов группы Z после репрессий таковы:

VI (0|к) = (1 -Т₂)(1-к )yl + T_z (VI.24)

и

^г(0|к) = (1-Т₂)(1-К)у₂ +Т₂.

Эти уравнения следуют из того, что, если элиты применят репрессии, они останутся у власти и также смогут перераспределить доход от группы Xсебе. Оптимальная ставка налога т₂, независима от к. Выигрышами членов группы X после репрессий будут:

V*(О|к) = (1 -т₂)(1 -к)у^р_х и у;(0|к) = (1-т^г_г)(1-к)у^.

Теперь представим, что члены группы X могут участвовать в коллективном действии и поднимать революцию против недемократии. Допустим, что это ведет к экспроприации всех членов группы Z, но при этом, как и в ходе нашего основного анализа, цена революции очень высока. Допустим, что после революции весь доход (не только доход Z) поделен поровну между членами группы X. Поскольку теперь в рамках группы X имеет место неодонородность, необходимо решить, как разрешать проблему общественного выбора, стоящую перед группой. Чтобы видеть, откуда берет начало эта проблема, сначала отметим, что выигрыш всех членов группы X от революции есть

V'(H,n) =

(1-Д)У

5* для i-p,r, тогда как без революции выигрыши бедных и богатых членов Хравны (1-т ^r_z)y^p_x и (1-т ₂)у^г_х. Таким образом, сейчас имеются два условия угрозы революции:

5*

и

> (1 - x^r_z )у£ для бедных

а-ц)у

5х

> (1 - x^r_z )/х для богатых.

Вспомним, что доходы определяются как ⁼OC_x(l-ot)y и

Ь^р_ху^р_х = (1 - а£)(1 - а) у , так что а_х есть доля дохода группы X, принадлежащая богатым в этой группе. Подставляя это в условия угрозы революции, мы находим:

(VI.25)

для бедных

и

для богатых.

1-ц ^ (l-T^)g^(l-g)

s_x Si

Теперь из допущения о том, что у_х > у^р_х, которое подразумевает а_х5£ >(1-а_х)5_х, прямо следует, что условие угрозы революции выполняется сначала для бедных. Таким образом, могут быть ситуации, в которых бедные в группе X одобряют революцию, тогда как богатые — нет. Мы решаем эту проблему общественного выбора, допуская, что группа X принимает решения голосованием большинства, из чего следует, что предпочтения бедных, поскольку они более многочисленны, определяют, будет ли иметь место революция. Равнозначной альтернативой было бы просто допустить, что бедные в группе X могут предпринять революцию самостоятельно.

Столкнувшись с угрозой восстания, исходящей от группы X, медианный избиратель группы Z склонится к тому, чтобы сделать уступки, сократив объем перераспределения в свою пользу и, в предельном случае, даже осуществляя перераспределение в пользу группы X (т.е. установить Т_х >0). Как это делалось и прежде, можно вычислить максимальную полезность, которую группа Z может убедительно пообещать группе X Это включает установление Т_х = 0; установление ставки налога, предпочитаемой бедным членом из группы X, — т^.; и установление Т_х =(х_х -C(x^p_x)^jy fb_x. Считая, что любое обещание перераспределять доходы в пользу группы X выполняется только с вероятностью р, ожидаемые выигрыши для членов X будут следующими:

П (N, т" = х’_к) = у' + -f{x'_s (у - 5„ у') - С(т' )7) - (1 - р)х'_г у';

m

Экономические истоки диктатуры и демократии у;(Лт“ = х') = у; + ^-(т'(7-8^)-С(х')5г)-(1-рК/_х.

Эти выражения учитывают тот факт, что с вероятностью 1 - р элиты смогут изменить ставку налога и, следовательно, поскольку угроза революции миновала, смогут установить предпочтительную для них ставку налога, x^r_z , и члены группы X не получат никакого перераспределения.

Это можно использовать для того, чтобы определить новое ц’, такое что если р < р*, то уступки не останавливают революцию. Условие р*

> определяется уравнением V^P(N, T^v = х_х) = V^p (R, р*), откуда следует:

Ц* = 1 - jr Гб*(1 - а* )(1 - а) + р(х^р_х (Ь^р_х —5^(1-а^г_х)(1 - а)) -

^Ьх^{1 х} (VI.26)

- Ь^р_хС(х^р_х) - (1 - p)b_xx^r_z(l - a^r_z)(1 - а)].

Первый важный момент, который следует подчеркнуть, это то, что аналогично нашему анализу конфликта между богатыми и бедными, если р < р* задается (VI.26), то элиты не могут остаться у власти, предлагая перераспределение или уступки; они должны или применять репрессии, или осуществлять демократизацию. Таким образом, основной механизм, вокруг которого строится наш сюжет (а именно, что обещания могут быть недостоверными без фундаментальных изменений в структуре политической власти), функционирует независимо от того, какова природа политических агентов.

Все остальные балансы также качественно сходны с описанными ранее. Например, когда р < р*, то проведут ли элиты демократизацию, зависит от того, насколько дорога демократия в сравнении с репрессиями, тогда как, если р>р*, элиты должны решить, делать уступки или репрессировать.

Главным отличием является сравнительная статика этой модели, особенно в отношении социального неравенства. Как это было рассмотрено в главе IV, увеличение межгруппового неравенства может быть отображено увеличением а. Рассмотрим влияние а. Если р<р\ элиты балансируют между демократизацией и репрессиями. Более высокое а ведет к тому, что медианный избиратель в группе X одобряет более высокие ставки налога, что делает демократию хуже для членов группы Z, благоприятствуя репрессиям. Если р > р*, то более высокое а увеличивает объем перераспределения, который элиты должны предложить группе X, для того чтобы для нее не было разницы между революцией и недемократией, что опять же благоприятствует репрессиям. Эти результаты по отношению к межгрупповому неравенству по существу те же, что и выведенные в разделе 5. Изменения межгруппового неравенства в

рассматриваемом теперь варианте, однако, не обязательно выражаются в изменениях наблюдаемых размеров неравенства.

Более того, рассмотрим теперь эффекты увеличения a^r_z, доли дохода группы Z, которая идет богатым членам группы, зафиксировав значения аиа^г_г Увеличение oC_z определенно увеличивает измеряемое неравенство. Во-первых, заметим, что когда идет вверх, равновесная ставка налога, взимаемого при недемократии, падает. Во-вторых, поскольку левая сторона (VI.25) не меняется, выигрыши при революции не меняются. Поэтому, поскольку ставка налога, взимаемого при недемократии, падает, революция становится менее привлекательной, даже несмотря на то что измеряемое неравенство точно возросло.

Этот краткий анализ конфликта между двумя неэкономическими группами иллюстрирует, что основные механизмы демократизации действуют при любых политических агентах, и также отмечает, что сравнительная статика относительно неравенства может быть совершенно различной. Этим подчеркивается, что устойчивые предсказания нашего подхода — это предсказания, касающиеся роли политических институтов в воздействии на будущее распределение власти, когда обязательства недостоверны.

10. ЦЕЛЕВЫЕ ТРАНСФЕРЫ

Теперь рассмотрим вкратце то, как введение целевых трансферов (см. подраздел 4.3 главы IV) меняет полученные нами результаты в статической модели раздела 5 настоящей главы. Мы показали там и в главе V, что допущение целевых трансферов увеличивает бремя демократии для элит, делая менее привлекательной для элит, но более — для граждан. В то же время этот эффект усиливается из-за того, что в недемократии элиты могут перераспределять блага от граждан к себе. Таким образом, бремя недемократии для граждан увеличивается. Граждане в этом случае еще больше не довольны недемократией, тогда как элиты довольны статус-кво больше и больше боятся демократии. Говоря в более общем плане, если трансферы могут стать целевыми, то в обществе будет больший конфликт по поводу распределения благ (не только между богатыми и бедными, но и между любыми группами), потому что стоящие у власти могут более эффективно использовать фискальную систему для перераспределения ресурсов в свою пользу.

Влияние усилившегося конфликта в рамках нашего подхода очевидно. Во-первых, целевые трансферы делают революцию более привлекательной для граждан, поскольку теперь в недемократии граждане платят налоги, которые перераспределяются в пользу элит. Во-вторых, из той же аргументации также следует, что недемократия более привлекательна для элит, и они больше склонны применять репрессии.

Из этого следует, что возможность делать трансферы целевыми, в более общем плане форма фискального перераспределения в обществе, будет оказывать существенное воздействие на равновесные политические институты. Тем не менее в нашем подходе нет однозначных предсказаний о том, делают ли целевые трансферы демократию более или менее вероятной. Поскольку они могут усилить угрозу революции, то могут добиться и демократизации, тогда как без целевых трансферов перераспределения текущего времени было бы достаточно. Однако, поскольку эти трансферы делают недемократию более привлекательной для элит, они могут также вести и к репрессиям, тем самым блокируя мирные переходы к демократии.

11. ВЛАСТЬ ЭЛИТ В ДЕМОКРАТИИ

Теперь давайте вернемся к тому классу моделей, в котором мы рассматриваем различные типы демократий, дающие разный объем власти гражданам. Вспомним, что в довольно общей модели демократической политики политическая конкуренция между партиями в демократии максимизирует взвешенную сумму полезностей различных групп. В контексте двухгрупповой модели, это позволяет рассчитать равновесную ставку налога в демократии как функцию параметра %> который равен весу полезности элит. В главе IV мы использовали для этого обозначение т(х), когда т(х = 0) = т^р и dx(x)/dx<0. То есть по мере уменьшения власти граждан в демократии уменьшается также и равновесная ставка налога, и доля дохода, которую демократия перераспределяет в пользу граждан. Из этого следует, что:

d%

dV^p(D) _п -— <0 и

dX

На выигрыши от революции и от репрессий для элит и граждан эта модификация проведения политики при демократии не влияет.

Для изучения некоторых следствий этой модели, вернемся к простой статической модели из раздела 6. Сначала отметим, что для элит баланс между репрессиями и обещанием перераспределения, когда p>|i\ в этой новой модели демократии не меняется. Поэтому можно сосредоточиться на изучении последствий введения % для к, того критического уровня издержек репрессий, при котором элитам безразличен выбор между репрессиями и демократией. Вспоминая, что критический порог издержек репрессий, ic(%), который в новой модели зависит от %, определяется так, чтобы

V^r(0|ic) = V^r(D),

получаем:

К(Х) = ~{SC(t(x)) - Х(Х)(5 - 0)), (VI.27)

и

*

что совпадает с (VI. 10), за исключением того, что равновесная ставка налога, получающаяся в результате политической конкуренции с варьирующейся политической властью, т(х)> становится наиболее предпочтительной для граждан со ставкой налога, т(%). Заметим, что:

^4(SC'(t(x))-(5-9))^<0 d% e^v ' d%

в силу того факта, что у элит большие доходы, чем у граждан, и что dx(x)/dx < 0. Таким образом, увеличение %, когда демократия становится менее мажоритарной, делает репрессии менее привлекательными для элит. Из этого следует, что способность увеличить власть элит в демократии часто делает возможным мирный переход к демократии, делая репрессии менее привлекательными для элит. Тем не менее увеличение % — это обоюдоострый меч, поскольку по мере возрастания власти элит в демократии, демократия делается менее выгодной для граждан. Только тот факт, что демократия увеличивает благополучие граждан, делает демократизацию доступным институциональным изменением во избежание революции. Когда % становится слишком высоким, демократия более не есть достоверное обязательство следовать политике в пользу граждан; во избежание революции у элит не остается выбора, как только прибегнуть к репрессиям. Резюмируя рассмотрение этого вопроса:

Теорема VI.4. В модели с варьирующей властью увеличение %, начиная с низких значений, делает демократию менее перераспределительной, репрессии менее привлекательными для элит. Это повышает вероятность демократизации. Однако, по мере того как % далее возрастает, выполнение (VI.7) становится менее вероятным как и то, что демократизация остановит революцию. Это побуждает элиты снова выбирать репрессии.

Многие интересные примеры говорят о важности теоремы VI.4. Например, неспособность элит успешно конкурировать в рамках демократической политики часто ведет к переворотам. Как это было рассмотрено в главе I, многие исследователи утверждают, что неспособность консерваторов конкурировать с радикалами в Аргентине, после реализации закона Саенза Пеньи, представляется одним из факторов переворота в 1930 г. Традиционные элиты хотели установить полную демократию, потому что отчасти полагали, что будут обладать большой властью при новых институтах. Последовавший за этим провал консерваторов показывает, что х было меньше, чем думали во время демократизации. Напротив, традиционные политические эдиты в Колумбии успешно манипулировали политическими институтами для сохранения своей власти, даже после полного предоставления избирательных прав мужчинам в 1936 г. В частности, структурировав избирательные нормы таким образом, что они препятствовали выходу на политическую арену третьих партий, в особенности социалистов, они смогли удержать диссидентские фракции в рамках партий и ограничить требования радикальных мер по перераспределению [Mazzuca, Robinson, 2004]. Как было отмечено ранее, иные факторы облегчили проведение этой стратегии в Колумбии, в особенности то, что распределение земли было более эгалитарным, чем в других странах Латинской Америки; поэтому имелся значительный средний класс, менее заинтересованный в перераспределении [Bergquist, 2002].

Пример Колумбии говорит о том, что, по крайней мере в некоторой степени, манипулирование институтами может делать % эндогенным. В поддержку этого, Саенз Пенья также пытался манипулировать избирательной системой, введя так называемый неполный список. В рамках этой системы кандидаты в конгресс избирались по трехмандатным округам; однако только два члена конгресса избирались от партии, получившей большинство голосов; третий же — от партии, занявшей второе место по числу отданных за нее голосов. П. Смит [Smith, 1978, р. 11] отмечает, что это «сильно дискриминировало малые партии, препятствовало формированию новых движений, благоприятствовало сложившимся интересам». Эта система была сконструирована для того, чтобы гарантировать треть мест радикалам в качестве уступки во избежание разрастания дальнейшего конфликта при расчете, что консерваторы обеспечат себе большинство в две трети.

Великолепным примером, по-видимому, успешной манипуляции демократией является конституция Пиночета 1989 г. Пиночет проиграл в ходе референдума, который, как он надеялся, продлил бы далее правление военных. Ему нужно было решить, проводить ли реальную демократизацию или вместо этого проигнорировать результаты голосования и оставаться у власти, применяя силу. В конце концов он решил, что демократия — лучший выбор, но на его предпочтения явно повлиял успех в «дизайне демократии». В частности, ему удалось вписать в избирательные нормы систематическую нечестную перекройку избирательных округов, которая давала избыточное представительство консервативным группам [Londregan, 2000]; в нашей модели это увеличивает % и делает репрессии менее привлекательными.

Другой потенциально важный пример взят у Роккана [Rokkan, 1970], который утверждал, что пропорциональное представительство было введено во многих странах Западной Европы во время массовой демократизации консерваторами, пытавшимися защитить свою власть. В рамках нашего подхода если Роккан прав, то эта перемена электоральных норм могла сыграть важную роль в сохранении демократии в таких странах, как Швеция, Бельгия и Норвегия (хотя Роккан не объясняет, почему эти изменения остались в качестве постоянного правила, когда власть взяли социалисты, как это произошло в Швеции и Норвегии; см.: [Mazzuca, Robinson, 2004]).

Результаты, полученные в этом разделе, также представляют в интересном свете утверждения литературы по сравнительной политологии о том, как политические элиты пытаются «управлять» переходами (см., например: [Linz, Stepan, 1996]). К примеру, часто утверждается, что, поскольку диктатура в Аргентине потерпела крах после Фолклендской войны в 1983 г., она была малоспособна повлиять на дизайн демократических институтов. Но в то же время, поскольку бразильская диктатура смогла организовать относительно упорядоченный переход к демократии в 1985 г., она смогла существенно повлиять также на форму политических институтов и результаты в зарождающейся демократии. Наша модель демонстрирует, что способность манипулировать демократией может вести к мирному переходу к демократии там, где иначе применились бы репрессии. Таким образом, то, что бразильские военные смогли контролировать процесс демократизации в 1980-е годы, на самом деле поспособствовало ей.

Чем объясняется то, что в некоторых странах элиты смогли установить ограниченную демократию, тогда как в других — нет? Чем объясняется то, что в некоторых обстоятельствах большинство не против ввести институты, ограничивающие их собственную власть?

Во-первых, во многих обстоятельствах соответствующие институты оказываются по существу предопределены исторически и их трудно изменить. По своей природе институты имеют тенденцию сохраняться во времени [Acemoglu et al„ 2001; 2002], и для понимания динамики режима, должны восприниматься как заданные. Интересным примером этому является тот факт, что все латиноамериканские страны имеют президентов. Относительно истоков президентской системы в Латинской Америке исследователи согласны, что когда эти страны стали независимыми, они взяли формы политических институтов Соединенных Штатов как образец республиканского устройства. Поэтому они усвоили президентские формы демократии, которые сохраняются во времени.

Во-вторых, дизайн институтов предполагает наличие как издержек, так и выигрышей, причем и те, и другие являются неопределенными.

Возьмем, к примеру, решение АНК включить гарантии для белых в южноафриканскую конституцию. Это ограничило власть АНК и, при прочих равных условиях, было нежелательно, с его точки зрения. Частью этих уступок было введение пропорционального представительства. Э. Рейнолдс отмечает:

...Одним из наименее спорных вопросов в ходе всего переговорного процесса было согласие почти всех ключевых игроков на применение системы пропорционального представительства (ПП) для избрания конституционной ассамблеи в 1994 г. Парламент «только для белых» унаследовал британскую систему одномандатных округов (ОО)... и долго считалось, что АНК будет стремиться сохранить эту систему... потому что они видели в этом электоральные преимущества [Reynolds, 1999, р. 183].

Однако было также ясно, что для АНК избирательная система, недостаточно представляющая белых, могла быть опасно дестабилизирующей. Рейнолдс свидетельствует, что «перепись 1980 г. показала, что белые в большинстве только в пяти... округах... АНК оценили то, как ПП может облегчить становление политики включения, которая бы превратила потенциально антисистемные малые партии в поддерживающие систему партии со стимулами играть демократические роли» и «НП быстро осознала, что существующая система ОО и относительного большинства имеет потенциал уничтожить ее возможности по завоеванию мест в парламенте» [Ibid., р. 184, 185]. АНК не только беспокоился о том, что белые будут недостаточно представлены, но и о том, что сам он будет представлен чрезмерно. К примеру, одной из проблем системы ОО было то, что она «дала бы АНК бонус в плане числа мест в парламенте, достаточный для того, чтобы преодолеть порог в две трети мест и в одиночку разработать постоянную конституцию» [Ibid., р. 185]. Как было отмечено в главе V, АНК осознал, что ему невыгодно быть в одиночку, независимо от других переписать конституцию. В результате АНК быстро согласился перейти к ПП.

Желание АНК сделать такие уступки зависело бы от восприятия им возможных действий белого меньшинства. Например, если бы ожидалось, что белые организуют антидемократический переворот или покинут страну вместе со своими богатствами, встраивание гарантий в конституцию было бы более привлекательным. В реальности также неясно, сработают ли любые институциональные гарантии. К примеру, режим Роберта Мугабе в Зимбабве смог пересилить большинство сдержек и противовесов, наложенных на него конституцией 1980 г., включая положения, разработанные для усиления политической власти белых.

12. ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ В ОТНОШЕНИИ РЕЖИМОВ

Пока что в нашем анализе единственной причиной того, что агентов заботят политические институты, были их различные экономические последствия. Альтернативной и дополняющей точкой зрения было бы признать, что индивиды могут также иметь идеологические предпочтения относительно режимов. Например, после эпохи Просвещения в Европе могло быть так, что элиты предпочитали демократию недемокра-тии чисто по идеологическим причинам.

Как включение таких идеологических моментов меняет наш анализ? Что-то меняется сильно, а что-то — не очень. Конечно, если идеологические предпочтения первичны, многое в нашем анализе неуместно. Однако, если идеологические предпочтения присутствуют, но недостаточно сильны для того, чтобы полностью затмить соответствующие экономические заботы граждан, многое из нашего анализа и многие из его находок по-прежнему применимы.

Давайте введем идеологические моменты в нашу базовую модель демократизации из раздела 5 без репрессий. В частности, представим себе, что функции полезности людей аддитивны по потреблению и параметру, отображающему внутреннее предпочтение относительно демократии. В демократии полезности бедного гражданина и богатого элитного агента, которые потребляют доходы у^р и у^г, есть у^р+В_ру и у +В_г у, которые мы нормализуем к среднему доходу. Здесь В_р> 0 и В_г> 0, что отражает положительную полезность от жизни при демократических институтах. Напротив, если общество является недемократией, то агенты не получают этих дополнительных выигрышей и полезности. Все агенты стремятся максимизировать свою ожидаемую полезность.

В этой модели угроза революции — не единственный путь, каким может быть достигнута демократизация. Если В_г относительно велико, то элиты предпочитают провести демократизацию даже, когда они могли бы избежать этого, перераспределяя доход сами. Это результат, который мы никогда не могли бы получить ранее, поскольку демократизация всегда была для элит хуже, чем уступки, что соответствует «чисто идеологической» демократизации, движимой социальными ценностями элит и возникающей, когда V^r{D) > V^r(N, x^N = т).

Чтобы видеть, как это расширение влияет на модель, отметим, что, поскольку ни условие угрозы революции, ни уравнение, определяющее ц\ не зависят от выигрыша, получаемого при демократии, они не меняются вследствие введения идеологических предпочтений. Единственная разница в том, что ранее демократия возникала, только если 0 > Ц и Ц < Ц*. Теперь возможно, что, даже если ц. >ц’, так что демократизации можно избежать с помощью уступок, элиты идут на демократизацию. Более того, даже если 0 < |х, так что условие угрозы революции не выполняется, В_г может быть достаточно велико, чтобы обеспечить V^r(D)>V^r(N), тем самым создавая движимую идеологией демократизацию.

Критически важный вопрос состоит, естественно, в том, достаточно ли сильно элиты предпочитают демократию. Чтобы изучить это, необходимо определить два уровня отсечения: В есть уровень отсечения, такой что, при В_т > В, даже когда 0 < р, так что условие угрозы революции не выполняется, элиты проводят демократизацию. Это явно следует из:

в котором правая сторона есть чистые трансферы от элит, когда ставка налога равна той, что будет установлена в демократии, Т^р. Это то, что элиты платят в демократии в качестве чистых трансферов от них, но взамен получают идеологическое благо установления демократии, В_г.

Однако, когда 0 > р, сравнение идет не между отсутствием налогообложения и демократией, но между ограниченным налогообложением и демократией. Поэтому соответствующее пороговое значение задается следующим образом:

В = i (5С(т^р) - х^р(5 - 0) + р(г(8 - 0) - 5С(т))),

где учитывается, что даже без демократии будет чистое перераспределение от элит, равное f (5 - 0) - 5С(т) < 0 с вероятностью р. Ясно, что мы имеем:

в<в.

Анализ этих уравнений показывает, что и В , и В возрастают по 0: другими словами, чем выше неравенство, тем выше В и В. Например:

что прямо следует, если заметим, что -(5-0)>О, и вспомним, что dx^p/dQ > 0. Это так, потому что при большем неравенстве издержки демократии для элит выше (так как она больше перераспределяет от них) и, в результате, их идеологические предпочтения должны быть сильнее, чтобы они предпочли демократию недемократии.

И наконец, отметим, что теперь, в сравнении с (VI.7), легче соблюсти то условие, что демократия предотвращает революцию, потому что есть дополнительный выигрыш полезность от демократии, которая не будет получена, если имеет место революция. Принимая это во внимание, можно переформулировать (VI.7) следующим образом:

ц > 0 - (т^р (0 - 6) - Ц ~ 6)С(т^р))-В _р. (VI.28)

Теперь мы можем сформулировать следующий результат:

Теорема VI.5. Существует единственное равновесие, совершенное на по-дыграх, такое что:

• Если 0 < ц и В_г <В, то условие угрозы революции не выполняется и элиты остаются у власти без демократизации или перераспределения дохода. Если В_г> В и выполняется (VI.28), то элиты проводят демократизацию.

• Если 0 > ц, то условие угрозы революции выполняется. Теперь, пусть |_Г определяется (VI.6). Тогда:

1. Если ц > ц* и В_Г<В, то элиты не проводят демократизацию и устанавливают ставку налога т для перераспределения дохода, достаточного для того, чтобы избежать революции.

2. Если ц < ц* или ц > ц* и В_г > В и выполняется (VI.28), то элиты проводят демократизацию.

3. Если (VI.28) не выполняется, то происходит революция.

Здесь есть несколько интересных моментов: (1) если идеологические соображения не являются важными, наш предыдущий анализ по-прежнему применим, поскольку это предполагает, что В_г достаточно мало, так что В_г < В, а В_г<В будет соответствующей частью пространства параметров, где положения теоремы VI.5 становятся идентичными теореме VI. 1; и (2) когда идеологические соображения достаточно важны, они могут вызвать переходы к демократии,, которые не случились бы в силу чисто экономических причин. Тем не менее даже в этом случае, экономические стимулы потенциально важны. Например, и В_г> В, и В_г> В более вероятны, когда неравенство в обществе на низком уровне. С возрастанием неравенства, перераспределение от элит в демократии становится больше и для заданного идеологического выигрыша от демократии эти два условия менее вероятны. ²⁷ да достаточно перераспределительна, чтобы остановить революцию. Рассмотрим рис. VI.4. По горизонтальной оси нанесено неравенство, а по вертикальной — издержки репрессий. Вначале отметим, что, когда неравенство низко, в частности когда (J. > 0, то угроза революции отсутствует (это регион слева от вертикальной линии, начинающейся в (J. на рис. VI.4). Затем отметим, что способность недемократического режима остаться у власти при помощи уступок в области мер государственной политики и перераспределения дохода также независима от к и, значит, является другой вертикальной линией. Это выводится из (VI.6). В подразделе 6.1 мы использовали обозначение 0’ для критического уровня неравенства, при котором выполняется это уравнение, что показано на рис. VI.4, поэтому у нас есть две вертикальные линии, делящие квадрат на три региона. Слева — политический статус-кво без репрессий. Далее идет регион, где есть уступки, но нет необходимости создавать демократию. И наконец, есть регион, где неравенство настолько высоко, что произойдет революция, если только не будет создана демократия или не будут применены репрессии.

1

Издержки

репрессий к

Политический

статус-кво.

Нет уступок

Политический

статус-кво.

Уступки

Демократия

Репрессии

О

6 ц е' 1

Неравенство 0

РИС. VI.4. Уступки, репрессии или демократия?

Теперь остается только определить, когда элиты захотят прибегнуть к репрессиям. Рассмотрим регион, где элиты могут оставаться у власти с помощью перераспределения. Они изберут репрессии, когда к < к, где к определяется (VI.9). При этом к есть возрастающая функция по 0, когда неравенство выше, элитам нужно больше перераспределять, если они делают уступки и репрессии становятся более привлекательными. Сходным образом, когда выбор делается между демократией и репрессиями, репрессии оптимальны, если к < к, где к определяется в соответствии с (VI. 10). Наконец, для завершения рисунка, отметим, что для любого значения 0, к > к. Это так потому, что демократия всегда имеет более перераспределительный характер, чем обещание уступок. Для ясности, только часть этих функций изображена на рисунке.

Можно провести некоторые интересные мысленные эксперименты с этими рисунками: например, ввести возможность того, что диктатура может манипулировать демократией, чтобы сделать ее менее выгодной для граждан. Единственное воздействие этой новой возможности на рисунок будет в том, что сместится вниз к, из чего следует, что цена репрессий должна быть меньшей, чтобы они были оптимальны, учитывая, что как только демократией можно манипулировать, она менее угрожающа для элит. Результат этого — расширение области, в которой мы получаем демократию. Эта возможность показана на рис. VI.5.

Издержки репрессий к	--11 Политический 1 статус-кво.	~1-1I1 Демократия11
	! Уступки Политический i	i
	статус-кво. | Нет уступок ]I
	1	1•11
	г"	1I
	] Репрессии 1 1 1 1 1 11 1 1 1
	5 ц	е'
Неравенство 0

РИС. VI.5. Манипуляции демократией. Придание

демократии менее перераспределительного характера расширяет регион демократизации

Наконец заметим, что рис. VI.4 является основой для рис. II. 1 в главе II. Единственная разница в том, что рис. II. 1 является упрощенным, игнорируя возможность того, что недемократический режим может остаться у власти, перераспределяя доход. Если мы игнорируем эту возможность на рис. VI.4, то можно стереть вертикальную линию из 0*, и нужно продлить идущую вверх наклонную линию, которая показывает к как функцию 0. Это дает в результате рис. VI.6, который идентичен рис. II. 1.

1

Издержки репрессий К

Демократия

Политический

статус-кво.

Нет уступок

Репрессии

О

6 Ц 1

Неравенство 0

РИС. VI.6. Демократия или репрессии

14. РАВНОВЕСНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ

До сих пор мы делали допущение о том, что репрессии определенно работают и предотвращают революцию. История полна примеров жестоких репрессий, усиливающих угрозу революции и в конце концов ведущих к революции или существенным потрясениям. В этом разделе мы вкратце рассмотрим возможность того, что репрессии не всегда срабатывают; в частности, допустим, что после репрессий граждане на самом деле могут восстать с вероятностью г. Таким образом, мы позволяем репрессиям потерпеть крах. Чтобы это сделать, мы снова разрабатываем статическую модель игры в расширенной форме из раздела 6, а не полную динамическую модель. Дерево игры на рис. VI.7 изображает эту игру. Эта модификация, естественно, не-влияет на выигрыши от демократии и недемократии без репрессий. Более того, она не влияет на обстоятельства, при которых элиты могут оставаться у власти с помощью обещания сделать политику более выгодной для граждан. Вследствие этого, формула для р* остается неизменной. Однако введение вероятности краха репрессий меняет выигрыш от репрессий. В частности, функции выигрышей от репрессий теперь задаются так:

V^p (О | к) = (1 - г)(1 - к)/ + г и

Г(0|к) = (1-г)(1-к)/.

РИС. VI.7. Демократизация или революция

То есть с вероятностью г репрессии в государстве терпят крах, и произойдет революция. В этом случае обе стороны получают свои выигрыши от революции.

Это меняет уровни отсечения для издержек репрессий очевидным образом. Конкретнее: пусть к(г) будет тем порогом, при котором для элит нет разницы между применением репрессий и перераспределения. Таким образом:

V^T (О | к(г)) = V^r (N, x^N = т)

или, иными словами:

к(г) = -J— + ----- [5С(Т) - т(8 - 9)]. (VI.29)

1-г (1-г)0

Теперь определим пороговое значение, когда выигрыши индифферентны к проведению репрессий или демократизации как:

V^r{0\K(r))=V'(D)

или, более явно:

к (г) = —1— + ¹ [8С(т^р)- Т^р(8 - 0)1, (VI.30)

1-г (l-r)0^{L J}

где пороговые значения зависят от г. Ясно, что к(г) < к и ic(?) < ic, где кик определяются (VI.9) и (VI. 10). Когда есть возможность того, что репрессии потерпят крах, издержки их проведения должны быть еще ниже, чтобы быть оптимальными для элит.

Однако тот факт, что эти пороговые значения зависят от вероятности того, что репрессии провалятся, не вносит радикальных изменений в анализ. В частности, можно охарактеризовать равновесия в этой игре с помощью следующей теоремы, сходной с теоремой VI.2. Главное их различие в том, что в случаях, когда элиты избирают репрессии, появляется революция с вероятностью г.

Теперь мы можем сформулировать следующий результат:

Теорема VI.6. Существует единственное равновесие, совершенное на по-дыграх, {а^г, О^р}, в игре, представленной на рис. VI.7, и оно таково, что:

• Если 0 < (J., то ограничение революцией не действует и элиты могут оставаться у власти без репрессий, перераспределения или демократизации.

• Если 0 > р, то ограничение революцией действенно. Теперь, пусть р* определяется (VI.6) и к(г), и к (г) будут определяться из (VI.29) и (VI.30). Тогда:

1. Если ц>ц* и к>к(г), то издержки репрессий относительно велики и элиты перераспределяют доход во избежание революции.

2. Если р<р* и к<к (г) или к>к(г) и не выполняется (VI.7), или если р > р* и к < к(г), то элиты применяют репрессии. С вероятностью г репрессии терпят крах, и имеет место революция.

3. Если р<р’, выполняется (VI.7) и к>к(г), то уступок недостаточно, для того чтобы избежать революции, а издержки репрессий относительно велики, так что элиты проводят демократизацию.

Это расширение полученных ранее результатов показывает, как в равновесии революции могут возникнуть как просчитанный риск со стороны элит, желающих избежать демократизации. Мы также можем ожидать, что революции более вероятны, когда общество характеризуется высоким уровнем неравенства, так что, несмотря на риск революции, элиты избирают скорее репрессии, чем демократизацию.

15. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этой главе мы построили нашу базовую модель демократизации. Чтобы сделать это, мы обсудили в общих чертах, почему важны политические институты, а не просто политическая власть. Мы показали, что для понимания роли политических институтов необходимо признать явно динамичные аспекты людских расчетов. Институты значимы потому, что они влияют на будущее распределение политической власти де-юре; политические акторы стремятся контролировать и изменять институты, потому что хотят закрепить свою нынешнюю политическую власть. Поскольку институты влияют на будущее распределение политической власти де-юре, они также обеспечивают достоверность обязательств — тот аспект институтов, который является ключевым в нашей теории.

Мы вывели некоторые основные предсказания относительно факторов, ведущих к демократии, при допущении, что, будучи однажды созданной, демократия консолидируется. Итак, когда происходят демократизации? Одним из важных факторов может быть увеличивающееся межгрупповое неравенство. Мы показали, что демократия возникает, когда неравенство достаточно высоко для того, чтобы лишенные права голоса захотели оспаривать власть, но не настолько высоко, чтобы элиты нашли привлекательным применить репрессии. Рассмотрим все существующие общества в одном каком-нибудь году. В обществах с низким неравенством мы, скорее всего, не увидим демократии. При более высоких уровнях неравенства мы по-прежнему не увидим демократии, поскольку недемократии могут сохранять власть, делая временные уступки в области мер государственной политики, для того чтобы рассеять потенциальные вызовы. Когда неравенство становится еще выше, мы наблюдаем демократию. Даже несмотря на то что элиты в недемократии хотели бы пойти на политические уступки с целью остаться у власти, нынешних уступок в отсутствие обязательств относительно будущих уступок недостаточно для того, чтобы остановить революцию. Однако если элиты сохраняют свою монополию на власть, они не могут достоверно обязаться сделать такие уступки в будущем; таким образом, они должны отдать свою власть — провести демократизацию, чтобы избежать революции. Но по мере того как неравенство становится еще выше, демократия начинает становиться угрожающей для элит, потому что они встанут перед лицом очень враждебных их интересам мер, таких, как «карательные» уровни перераспределения, если проведут демократизацию. Вследствие этого, начинают становиться привлекательными репрессии. Поэтому демократизация не монотонно увеличивается с межгрупповым неравенством, и можно ожидать обратной U-зависимости между неравенством и демократией, где демократия имеет место при промежуточных уровнях неравенства.

Тем не менее межгрупповое неравенство есть только часть повествования, и мы начинали разбираться, как другие факторы влияют на создание демократии. Например, мы увидели, что власть элит при недемократии и, возможно, их способность манипулировать формой демократии, может влиять на демократизацию. По мере развития нашего анализа появляется много других факторов. Важную роль играет то, в чем элиты держат свое богатство; имеют значение степень глобализации и эволюция мировой экономики; ключевую роль играет средний класс.

Проведенный в этой главе анализ говорит о том, что есть интересные динамические зависимости между неравенством и демократией; некоторые аспекты этого мы изучали в более ранних работах [Acemoglu, Robinson, 2000а; 2002]. Там было показано, как возрастающее неравенство могло — ужесточая ограничение революцией — сначала принудить элиты осуществить демократизацию. После создания демократии ее перераспределительный характер и процесс накопления капитала могут оказывать взаимное воздействие и привести к существенному падению неравенства. Таким образом, эти работы показали, как эндогенный процесс накопления капитала, неравенство и демократизация могут объяснить паттерны неравенства, подобные кривой С. Кузнеца, рассмотренные в главе III.

Хотя это и не в центре внимания нашего исследования, полезно вкратце рассмотреть, способствует ли демократизация эффективности экономики. Вспомним из главы IV, что наиболее удобно рассматривать этот аспект в категориях совокупного прибавочного продукта. Если бы мы просто использовали критерий В. Парето, то не смогли бы сравнить демократию с недемократией. В демократии лучше гражданам, в неде-мократии — элитам. Критерий Парето не может ранжировать два набора институтов. Однако мы можем больше продвинуться, используя совокупный прибавочный продукт. Взяв самую простую модель, в которой единственным видом мер государственной политики является перераспределительное налогообложение, становится сразу ясно, что, когда не применяются репрессии, совокупный прибавочный продукт выше при недемократии. Перераспределение, поскольку оно влечет издержки, просто сокращает совокупный доход экономики и тем самым прибавочный продукт. Поскольку элиты не поддерживают перераспределение и получают желаемое в недемократии, демократизация ведет к менее эффективному итогу. Этот вывод есть отчасти результат упрощенной модели, которую мы использовали, чтобы передать наши основные идеи. Во-первых, если перераспределение принимает форму инвестиций в общественные блага, а не фискального перераспределения, элиты будут желать недостаточного предложения общественных благ (тогда как граждане желают их избыточного предложения). Когда имеет место неравенство, идеальная точка ни одной из этих групп не совпадает с максимизирующим прибавочный продукт уровнем обеспечения общественными благами. В этом случае демократизация может увеличить эффективность, увеличивая предложение общественных услуг. Во-вторых, как только недемократии начинают сохранять власть при помощи репрессий, демократия становится более привлекательной с точки зрения эффективности. Репрессии растрачивают ресурсы просто для того, чтобы повлиять на распределение ресурсов между элитами и гражданами. В этом случае демократия может быть эффективной, даже когда перераспределительное налогообложение вызывает существенные искажения.