В XIX в. экономические институты — особенно рынок труда — ставили в невыгодное положение бедных. Например, профессиональные союзы были запрещены законом еще в 1850 г., по которому рабочие, пытавшиеся организовать профсоюз, могли быть отправлены в колонию для заключенных в Тасманию (Австралия). Как было рассмотрено в главе III, эта практика и многие другие изменились, особенно после 1867 г., когда экономические институты были изменены так, чтобы отвечать требованиям вновь получивших право голоса. Хотя и важные для функционирования британской экономики в XIX в. следствия этих изменений были значительно менее вредны для элит, чем возможность либерализации рынка труда в сельском хозяйстве или угроза аграрной реформы для экономики, в которой господствуют землевладельческие элиты. Действительно, в сравнении с изменениями экономических институтов, с которыми столкнулись элиты России или Австро-Венгрии в XIX в., или элиты Гватемалы и Сальвадора в XX, британским элитам было относительно легко принять перемены, произошедшие в их стране.
Что можно сказать про обещания перераспределять блага в пользу бедных с целью предотвращения демократизации? Политические элиты в Великобритании, как представляется, не рассматривали всерьез массовое перераспределение доходов в качестве альтернативы демократии, хотя они, несомненно, ожидали, что демократия может к нему привести. Возможно, как указывал Дж. Стефенс, обещания перераспределения были недостоверными. Знаменательно, к примеру, что чартистская петиция, привлекшая наибольшее внимание парламента, была подана в 1848 г., в разгар европейских революций. При такой угрозе революции политические элиты должны были прислушиваться к требованиям масс; однако пока они сохраняли власть, то прислушивались, только когда угроза была наглядной, действенной. А чартистское движение создавало только преходящие угрозы. Так что, возможно, неудивительно, что обещания перераспределять доходы с целью прекратить общественные волнения не были первыми на повестке дня в Великобритании.
И наконец, почему демократия в Великобритании консолидировалась так легко? Наша теория позволяет говорить о том, что на это повлияли многие из тех же факторов, что были рассмотрены в контексте демократизации. Она консолидировалась, потому что перевороты были слишком дороги и, в любом случае, демократия была недостаточно радикальна для того, чтобы представлять существенную угрозу традиционным элитам. Демократия в конце концов принесла важные изменения в британское общество, но на это ушло полвека, и пришлось ждать, пока не проявился полностью эффект образовательных реформ. Элиты никогда не вставали перед лицом угроз, обычных в ходе демократизаций в других странах мира, т.е. перед угрозой радикального перераспределения активов. При этих обстоятельствах в соответствии с нашим подходом можно утверждать, что элиты должны были в меньшей степени быть противниками демократии, и это соответствовало действительности.
1.2. Аргентина
Как представляется, многое из того, что вело к демократии в Великобритании, действовало и в Аргентине. Как и в Великобритании, демократия в Аргентине возникла под воздействием ряда восстаний, вызванных экономическими и финансовыми кризисами. Так же как и в Великобритании, процесс демократизации проходил на фоне быстро растущего неравенства и экономического роста. Но Аргентина демократизировалась с иными базовыми экономическими институтами, чем в Великобритании. Экономика основывалась на экспорте сельскохозяйственной продукции, и бум в мировой торговле не уменьшил, а увеличил стоимость активов богатых элит, т.е. земли [O’Rourke et al„ 1996]. Более того, поскольку экономика была менее диверсифицированной, она была более подверженной нестабильности и более волатильной, что создавало окна возможностей для политических перемен. Земельные элиты, хотя и вынужденные пойти на уступку в виде демократии, не одобряли ее и смогли подорвать во время кризиса, сопровождавшего начало Великой депрессии.
Вдобавок к этому политические и экономические институты не облегчали функционирование демократии. В отличие от возникших в Великобритании после 1688 г. политические институты Аргентины накладывали меньше ограничений на использование политической власти, особенно власти президента, о чем свидетельствуют действия Иригой-ена в 1920-е годы и Перона в 1940-е годы. Что касается экономических институтов, Аргентина до некоторой степени имела общее наследие с другими испанскими колониями, основанное на эксплуатации коренного населения. Хотя это наследие было незначительным в сравнении с такими странами, как Боливия или Гватемала, базовый комплекс экономических институтов — особенно в плане доступа к земле — повышал ставки в политических конфликтах.