Однако такое изменение в распределении доходов нелегко укладывается в стандартные мерки, такие как коэффициент Джини. Более того, если имеется изменение в неравенстве, которое происходит внутри групп (например, ах
увеличивается [так что урх падает, а ух растет]), то сравнительная статика различна в двух равновесиях. В первом — налоги вырастут, тогда как во втором — снизятся.Здесь стоит сделать паузу, для того чтобы рассмотреть эмпирические данные о связи между неравенством и перераспределением. Наша модель предсказывает, что большее неравенство между группами приведет к большему межгрупповому перераспределению при демократии. Однако поскольку политические идентичности не всегда формируются по линии классов, из этого не следует, что увеличение неравенства — обычно измеряемого коэффициентом Джини или долей труда в национальном доходе — приведет к большему измеряемому перераспределению. Эмпирическая литература это отражает: например, Перотти [Perotti, 1996] отметил, следуя работам А. Алесины и Д. Родрика [Alesina, Rodrik, 1994] и Р. Перссона и Г. Табеллини [Persson, Tabellini, 1994], что налоговые поступления и трансферы как доля ВВП не выше в обществах с большим неравенством.
Тем не менее пока что эта связь не была изучена с помощью хорошо разработанных исследовательских методов. Одна очевидная ловушка здесь — путаница причины и следствия. Хотя Швеция сегодня является эгалитарной страной, то, что мы наблюдаем, есть результат 70 лет агрессивного перераспределения доходов и эгалитарной политики (например, на рынке труда). Действительно, имеющиеся исторические данные говорят о том, что неравенство в Швеции резко снизилось в течение последней сотни лет.
Есть также множество переменных, которые возможно упустить и которые могут исказить соотношение между неравенством и перераспределением, даже в отсутствие путаницы причины и следствия. Проще говоря, многие из институциональных и, возможно, культурных детерминант перераспределения, вероятно, кореллируют с неравенством. Например, Швеция является более гомогенной страной, чем Бразилия или Соединенные Штаты, и многие утверждают, что гомогенность населения является ключевым фактором, определяющим уровень перераспределения [Alesina et al., 2001; Alesina, Glaeser, 2004]. Более того, возможно, в Швеции намного больше, чем где-либо еще, почувствовали «вкус к перераспределению» — в стране, где большую часть последних 70 лет страной правили социалисты, придерживавшиеся высокоэгалитарной социальной философии.
5. ДЕМОКРАТИЯ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАВЕНСТВО Хотя теория медианного избирателя (ТМИ) составляет сердцевину этой книги (как и значительной части политической экономии), есть, конечно, много иных теоретических подходов к моделированию демократической политики. Полезно рассматривать эти теории в том аспекте, что они
предполагают различное распределение власти в обществе. Модель медианного избирателя является простейшей и, возможно, самой наивной конструкцией, в которой каждый индивид имеет один голос. В двухгрупповой модели побеждают числа, и граждане получают то, что хотят.
Тем не менее, как это упоминалось ранее, в реальности предпочтения одних людей «стоят» больше, чем других. Есть много вариантов того, как это может происходить. Во-первых, предпочтения могут определяться не только доходом: для людей могут быть значимы также и идеологические позиции, ассоциируемые с различными политическими партиями. Менее идеологизированные избиратели больше склонны голосовать в зависимости от политических мер, предлагаемых различными партиями. Такие избиратели, часто называемые «качающимися избирателями» (swing voters), имеют поэтому тенденцию больше откликаться на политические меры и в результате партии приспосабливают предлагаемую политику к ним. Можно представить себе крайний пример ситуации, когда бедные очень идеологизированы и предпочитают голосовать за социалистические партии, какую бы политику они ни предлагали. В этом случае политика не отражает предпочтения бедных, поскольку правые партии никогда не смогут убедить бедных голосовать за них; у социалистических партий уже есть свой электорат и поэтому они могут разрабатывать предлагаемые ими меры так, чтобы привлечь голоса других групп, возможно, богатых. Эти идеи исходят из исследований вероятностной модели голосования в работах Линдбека и Вейбулла [Lindbeck, Weilbull, 1987], П. Кохлина [Coughlin, 1992] и А. Диксит и Дж. Лондри-гана [Dixit, Londregan, 1996; 1998]. В этой модели предпочтения всех агентов влияют на равновесную политику в демократии — чем больше группа состоит из качающихся избирателей, тем больше будут значимы их предпочтения. Так, например, если богатые менее идеологизированы, чем бедные, это дает им значительную власть в демократии, даже несмотря на то, что они в численном меньшинстве.