— Ждемъ Венеція Крысаковъ, Мифасовъ, Южакинъ.
Повидимому, компанія сильно потратилась и экономила на телеграммахъ, пользуясь правомъ писать до пятнадцати буквъ въ слов.
Я выхалъ.
Промелькнула сказочная умирающая Венеція… Черные лебеди прошлаго — гондолы.
Дворецъ дожей — прихотливый сладкій и лживый, какъ кусокъ сухого, отравленнаго торта.
Римъ, съ пеньками капитолійскихъ колоннъ. Бани Каракаллы, Колизей — осыпающіеся, ограбленные, обгрызанные, какъ куски кукурузы, жадными мстительными зубами папъ.
И Неаполь — лживый, порочный и нищій, въ одномъ переулк котораго больше грязи и — красоты, чмъ во всей Швейцаріи.
Что было бы съ тобой, маленькая свободная страна, если бы ты была еще дорогая и грязная?
Я не усплъ еще отвтить себ на этотъ вопросъ, какъ очутился въ мягкихъ объятіяхъ Южакина. А когда опомнился — перо было въ его рукахъ.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ
Теперь мы опять дома, — Крысаковъ, Южакинъ Мифасовъ и я — Сандерсъ.
Мы многому научились заграницей, кое-что вывезли оттуда и кое-что оставили.
Больше другихъ вывезъ Южакинъ — хорошій чемоданъ изъ нмецкой крокодиловой кожи, панаму, и кое-какую мелочь.
Я и Мифасовъ вывезли по панам и кое-какую мелочь.
Крысаковъ оставилъ свой чемоданъ.
Все, что наложило на насъ нкоторый отпечатокъ, извстный лоскъ, выдляющій насъ среди остальной публики.
Но Мити нтъ между нами.
Слуги Мити! Слуги…
Какъ смшно звучитъ это слово въ примненіи къ человку, которому было достаточно одного, двухъ штриховъ, чтобы стать европейцемъ въ лучшемъ смысл этого слова.
Вотъ два отрывка изъ его писемъ, — читатель увидитъ, какими гигантскими прыжками подвигалось развитіе человка, которому суждено не сегодня-завтра стать во глав громаднаго торговаго предпріятія.
— «Многоуважаемый господинъ Сандерсъ! Правда ли, что — kaufen — покупать, a ferkaufen — продавать? Постоянная неувренность не даетъ мн возможность расширить дла и стсняетъ меня въ обществ»…
— «Другъ Сандерсъ… Моя единственная мечта постить Гейдельбергъ или другую родину нашего любимаго Шиллера Виландовича Гете… Хочу расширить дло».
Прощай Митя… Ты намъ больше не слуга.
ГЕРМАНІЯ, ВООБЩЕ
Одинъ нмецъ спросилъ меня:
— Нравится вамъ наша Германія?
— О, да, — сказалъ я.
— Чмъ-же?
— Я видлъ у васъ, въ телеграфной контор, около окошечка телеграфиста, сбоку, маленькій выступъ съ желобками; въ эти желобки кладутъ на минутку свои сигары т лица, которыя подаютъ телеграммы и руки которыхъ заняты. При этомъ, надъ каждымъ желобкомъ стоятъ цифры — 1, 2, 3, 4, 5 — чтобы владлецъ сигары не перепуталъ ее съ чужой сигарой.
— Только то? — сухо спросилъ мой собесдникъ. — Это все то, что нравится?
— Только.
Онъ обидлся.
Но я былъ искрененъ: никакъ не могъ придумать — чмъ еще Германія могла мн понравиться.
Нмцы чистоплотны, — но англичане еще чистоплотнее.
Немцы вжливы, — но итальянцы гораздо вежливее.
Немцы веселы, — французы, однако, веселее.
Немцы милосердны, — нетъ народа милосерднее русскихъ — въ частности, славянъ — вообще.
Немцы честны, — но кто же можетъ поставить это кому нибудь въ заслугу? Это пассивное качество, а не активное.
Ни одинъ огурецъ не сделалъ въ теченіе своей жизни ни одной подлости или мошенничества; следовательно, огурецъ следуетъ назвать честнымъ? Отнюдь. Честность его просто следствіе недостатка воображенія.
Большинство немцевъ честны по той же причин — по недостатку воображенія.
Не то хорошо, что немцы честны, а то плохо, что все остальные народы отъявленные мошенники.
Впрочемъ, когда въ Россіи встречаешься съ немецкой честностью — это производитъ крайне выгодное впечатленіе.
Однажды въ Харькове я зашелъ въ немецкій магазинъ купить шляпу.
— Сколько стоитъ эта шляпа? — спросилъ я.
— Десять рублей, — сказалъ хозяинъ.
— Хорошо, заверните. Вотъ вамъ 25 рублей — позвольте сдачу.
— Пожалуйста.
— Позвольте!.. Мне нужно сдачи 15 рублей, а вы даете 18. Вы ошиблись въ мою пользу.
— Нтъ, не ошибся. Дло въ томъ, что шляпа стоитъ всего 7 рублей, и я не могу взять за нее больше…
— А почему же вы сказали раньше — 10.
— Я думалъ, вы будете торговаться — русскіе всегда торгуются. Я бы и сбросилъ 3 рубля. Но разъ вы не торгуетесь — не могу же я взять за нее больше…
Вотъ я разсказалъ этотъ эпизодъ. Но если бы русскіе купцы не были такими мошенниками — мн и въ голову-бы не пришло восхищаться поступкомъ нмца-шляпника.
Нмецкая аккуратность, нмецкая методичность — это все выводитъ настоящаго русскаго изъ себя.
Въ Берлин мы зашли однажды въ какой-то музей военныхъ трофеевъ.
Подошли въ первой зал къ монументальному сторожу и спросили:
— А гд тутъ знамена?
Онъ оглядлъ насъ и сталъ со вкусомъ медленно чеканить: