Под вуалью, которая вновь была опущена, череп миссис Уиткомб, казалось, печально улыбался. Свет становился все более ярким, стирая ее черты.
– Да, – произнесла я, едва ворочая пересохшим языком. – Но то, что я имею в виду, это…
(Она?)
Очнувшись, я обнаружила, что Сафи щелкает пальцами возле моего правого уха, быстро, но осторожно. Она неотрывно смотрела на меня, пытаясь поймать мой взгляд, не привлекая внимания посторонних.
– Мисс Кернс, вы меня слышите? Луиз?
– Слышу, – наконец ответила я.
– Вот и хорошо. Что с вами сейчас произошло?
Я потрясла головой, словно пытаясь прочистить мозги.
– Сама не знаю. Доктор Харрисон говорил, у меня могут быть такие мини-приступы, что-то вроде кратковременного выпадения из реальности. Никакой опасности они не представляют. Простите, что испугала вас. – Сафи, несомненно, хотелось спросить, что я видела, когда отключилась, но она сдержалась. – Поговорим лучше о другом, – продолжала я. – Фильм все еще в полиции, так ведь? Думаю, теперь, когда все обвинения с нас сняты, мы имеем право его получить. В конце концов, пленка – это наша собственность. Точнее, ваша.
– Да, конечно. Мы можем поехать в участок прямо сейчас.
– Заберем пленку и сразу же уничтожим, – кивнула я. – Не будем смотреть, что там получилось, не будем записывать на другой носитель. Просто сожжем эту мерзость дотла и пепел развеем по ветру.
– Полностью согласна, – не моргнув глазом, заявила Сафи. Мы обменялись кривыми ухмылками, сознавая, что жизнь наша превращается в чудовищный жанровый микс. То ли Квентин Тарантино снимает дикий фильм ужасов, то ли Гильермо дель Торо снимает ситком, причем и то и другое – с канадским акцентом.
Из такси я послала Саймону голосовое сообщение, в котором рассказала, куда мы поехали. Ответ пришел почти сразу: «Жаль, что ты не сказала мне заранее, но ладно. Люблю». Мы вышли из машины у подъезда 54-го отделения, Сафи вела меня за рукав, как самого крупного в мире пятилетнего ребенка. Потом нам пришлось объясняться с констеблем у стойки регистрации, и вот, в конце концов, появилась детектив Кореа.
– Мисс Хьюсен, мисс Кернс, – приветствовала она нас со своей неизменной вежливостью. – Сегодня вы выглядите намного лучше. Чем могу помочь?
– Мы бы хотели получить свои вещи, – сказала Сафи. Несколько минут назад мы уже изложили свою просьбу полисмену с приятным голосом, который теперь с озабоченным видом разговаривал по телефону. – Не знали, к кому обратиться. И решились побеспокоить вас.
– Хмм, – буркнула Кореа, которая ни в коей степени не выглядела обеспокоенной. – Хорошо, как раз сейчас я относительно свободна. Подождите.
Сафи усадила меня на стул, а сама пошла к автомату, принести нам обеим еще кофе, хотя в этом не было никакой необходимости. Сидеть пришлось довольно долго, и я прислушивалась к доносившемуся до меня шуму полицейского участка, словно это был один из бесконечных треков Джона Кейджа. Кофе, принесенный Сафи, оказался таким жидким, что скорее напоминал горячую воду со слабым привкусом арабики. Наконец я услышала, как по коридору цокают каблучки Кореа, и выпрямилась.
– У меня не слишком хорошая новость, – произнесла она.
19
Господи боже, я устала, я так устала. Уже давно, как минимум два года, я постоянно думаю об этом, вспоминая все детали и подробности. Можно сказать, я заставляю себя делать это. Разумеется, это служит мне одним из средств самозащиты. Представьте себе, я практически не умею лгать, что довольно странно для дочери двух актеров. Рассказывая какую-то историю, я прежде всего должна убедить себя, что она правдива, иначе у меня не получится убедить кого-то еще.
Да, но кто он, мой неведомый читатель, и когда он прочтет мои записки? Возможно, это произойдет после моей смерти. Но какова вероятность того, что они правдивы – за исключением череды галлюцинаций и экзистенциальных кризов, – свидетельства женщины, потерявшей зрение и рассудок, хотя и временно, женщины, находящейся во власти сил, далеко выходящих за пределы ее контроля? Если выбрать верный угол зрения, выяснится, что в этой истории нет ничего сверхъестественного: будучи человеком, психика которого находится под воздействием хронического стресса, я пережила несколько печальных, но вполне объяснимых травматических событий. Именно в это время я занималась изучением биографии весьма эксцентричной и неуравновешенной женщины, которая придерживалась странных, жутких убеждений, заставлявших ее приписывать все свои жизненные катастрофы проискам некоего давно забытого языческого божества. Произошло то, что психологи называют проекцией, и в результате я присвоила эти странные жуткие убеждения. Что и требовалось доказать. И это даже не упоминая о кознях Вроба Барни, который…
Ах да, верно. Пожалуй, об этом стоит рассказать прямо сейчас.