Эксперименты империи. Адат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Такой драматизм в описании происходящего усиливал желание местных чиновников взять ситуацию под контроль, доказав тем самым, что даже несмотря на непоследовательность и медлительность решений центра империя способна держать руку на пульсе. Поэтому в 1854 г. В. В. Григорьев в письме к своему другу П. Савельеву заявлял: «Хива, Бухара, Кокан[д] принадлежат теперь к моему ведомству; покуда не шевелятся и там (в Санкт-Петербурге. — П. Ш., П. С.); что будет вперед, известно Аллаху»[458]. Очевидно, что в этих словах были заложены не только амбиции, но и расчет, связанный с определенной долей политической ответственности. Поэтому иметь в Санкт-Петербурге такого человека, как В. В. Вельяминов-Зернов, было крайне важно.

Какое значение имели все эти политические изменения для судьбы сборника И. Я. Осмоловского? Нет сомнений, что В. В. Вельяминов-Зернов мог иметь непосредственное влияние на обсуждение вопроса кодификации казахского обычного права в Санкт-Петербурге в том ключе, какой был выгоден В. В. Григорьеву. Очевидно, дополнительную роль сыграло и личное отношение переводчика Азиатского департамента к И. Я. Осмоловскому, сформировавшееся еще в годы службы в Оренбурге. В своих письмах он не стеснялся «на комплименты», надеясь взвалить груз вины за какие-то местные проблемы на плечи своих супротивников. Так, в письме от 5 марта 1853 г. сообщается: «Я бы с удовольствием угостил зарядом из гороха или клюквы любого из попечителей прилинейных киргизов. В особенности руки чешутся у меня на Первухина. Такая кривоногая и кривошейная фигура, что может быть только под пару Осмоловскому»[459].

Следует заметить, что на этом история со сборником И. Я. Осмоловского не закончилась. В 1865 г. интерес к его работе проявило Министерство внутренних дел. В это время разрабатывался проект Положения по управлению Казахской степью[460] и была создана специальная комиссия, в задачи которой, помимо других дел, входило изучение казахского обычного права. Исходя из этой перспективы, МВД был сделан запрос в архив Областного правления оренбургскими казахами (ОПОК)[461] по поводу предоставления членам комиссии сборника И. Я. Осмоловского, который, по мнению столичных чиновников, должен был сыграть важную роль в подготовке нового Положения[462]. Однако ОПОК не без удивления должно было констатировать, что в архиве учреждения сборника не оказалось[463]. Фактически, как мы видим, слова В. В. Григорьева о потенциальном влиянии сборника И. Я. Осмоловского на будущее России не были лишены оснований. Сменив мундир чиновника на костюм преподавателя, он все еще продолжал играть существенную роль на имперской политической кухне[464].

Сборники казахского обычного права во второй половине XIX — начале XX в.: новый взгляд и/или развитие прежних жанров

После провала оренбургских кодификационных проектов интерес к казахскому обычному праву несколько ослаб. Однако правительство не спешило отказаться от своих прежних планов. Как мы заметили выше, подготовка новых реформ в Казахской степи могла реанимировать сборник И. Я. Осмоловского или по крайней мере отдельные его положения. Этому помешал В. В. Григорьев. Из-за его действий работа, проделанная И. Я. Осмоловским, не была доступна тому кругу лиц, который продолжал заниматься изучением казахского обычного права. По этому поводу Н. И. Гродеков, крайне заинтересованный в такого рода материалах, с сожалением писал, что «труд его (Осмоловского. — П. Ш., П. С.) однако, не был издан и, таким образом, погиб для дела»[465]. В контексте сказанного важно разобраться со следующими вопросами: к каким результатам пришли исследователи адата второй половины XIX — начала XX в., учитывая отсутствие такого важного с методологической и источниковедческой точки зрения текста, как сборник И. Я. Осмоловского? Были ли труд И. Я. Осмоловского и его язык созвучны новым подходам к интерпретации казахского обычного права?