Сырдарьинский фронтир представлял собой не только стратегический плацдарм для дальнейшего продвижения империи вглубь Центральной Азии — в первую очередь он являлся зоной столкновения и взаимодействия разноукладных способов хозяйствования: кочевого, полукочевого, оседлого животноводства, земледелия, торговли, различных промыслов. С другой стороны, здесь наблюдался значительный симбиоз народов и культур, контактировавших друг с другом: русских, казахов, бухарцев, кокандцев, хивинцев, каракалпаков, бухарских евреев и др. Учитывая эти особенности, мы должны проанализировать, каким образом Российская империя регулировала социально-экономические и культурные процессы, происходившие вдоль нижнего и среднего течения Сырдарьи. Не менее важный вопрос — как на эти изменения реагировали различные акторы фронтирной истории.
Одной из ключевых проблем, которую пытались решить имперские власти, было развитие на Сырдарье земледелия, призванного обеспечить продовольствием военные гарнизоны и способствовать переходу кочевых казахов на оседлость. Для этого требовались значительные усилия, так как долина Сырдарьи могла развиваться только в условиях искусственного орошения, т. е. благодаря устройству арыков, резервуаров, плотин. Хотя в период, предшествовавший русскому завоеванию, различные земельные участки вдоль Сырдарьи уже были возделаны казахами[629]
, однако постоянные военные стычки с соседями (кокандцами, хивинцами), засуха и другие факторы приводили к уходу со многих уже возделанных территорий. Не оправдали себя и попытки укрепить местную экономику благодаря созданию земледельческих поселений, состоявших из казаков Оренбургского казачьего войска[630]. Хозяйство многих из них ограничивалось лишь разведением небольших огородов и содержанием домашней птицы[631]. В непростых условиях жизни необходимо было разработать стратегический план по развитию земледелия. Его содержание сводилось к обсуждению двух положений: освоить Сырдарью благодаря русским поселенцам из внутренних губерний или ограничиться стимулированием хлебопашества среди казахов?[632] Как известно, переселенческая политика была действенным инструментом в утверждении русского влияния в различных регионах империи[633]. Предполагалось, что Сырдарья также испытает наплыв переселенцев, поэтому в 1857 г. стал обсуждаться вопрос о русской колонизации берегов Сырдарьи. Иначе говоря, некоторые чиновники из Санкт-Петербурга[634] решили, что настало время закрепить за собой нижнее и среднее течение Сырдарьи не только военным, но и экономическим способом, т. е. сделать эту территорию интегрированной частью государства, а русских крестьян-переселенцев использовать как проводников в осуществлении данного намерения. Именно И. Я. Осмоловский и командующий линией генерал-лейтенант А. О. Дебу сыграли решающую роль в том, чтобы убедить В. В. Григорьева и оренбургского и самарского генерал-губернатора А. П. Безака не торопиться с идеей русской колонизации Сырдарьи. Среди аргументов, которые В. В. Григорьев представил в специальной записке в 1862 г., наибольшее значение придавалось сложным природно-климатическим условиям и социальной необустроенности края. Выделяя эти особенности, начальник областного правления оренбургскими казахами не отказывался от экономической колонизации, а предлагал только на время ее отложить[635]. Однако не все доводы И. Я. Осмоловского убедили В. В. Григорьева. Возражая против экономической колонизации, старший чиновник МИД опасался обострения отношений между местными казахами и русскими крестьянами, которые могут лишить казахов их земельной собственности[636]. В. В. Григорьев полагал, что этой ситуации не надо придавать столь драматический характер, потому что у казахов нет земельной собственности, а есть земельное владение — когда земля принадлежат не конкретному человеку, а роду и племени[637]. В Санкт-Петербурге прислушались к мнению В. В. Григорьева, и колонизация Сырдарьи была отложена до 1870‐х гг.[638]