Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

И вот он опять находился у Маши, в ее милом доме, напоминавшем часовню, где мягко, в цветных лампадах, колыхались огни, висели на стене разноцветные холсты, пахло тонкими духами и нежными материями. Ее каштановые волосы с вишневым отливом ниспадали на голое плечо. Глаза, остановившиеся, восхищенные, смотрели на него неотрывно. Он только что пережил наваждение, когда под веками распахнулось иное пространство, в котором рушился ослепительный жаркий дождь, наполняя мир блеском, счастьем, ускользающим прозреньем. Теперь он лежал без движенья, словно в этом слепящем дожде у него обгорели крылья, и он упал на мягкие подушки, на бархатистую ткань дивана. Любимая женщина возвращала жизнь его бездыханному телу, окружала его волшебными светильниками, запахами благовоний и эликсиров.

— Как будто облетел Вселенную, — говорил он, слабо касаясь ее руки. — Заглянул по другую сторону Мирозданья. Что-то увидел, а что, не помню. Только блеск ослепительный и потеря зрения.

— Может, ангел с тобой повстречался?

— Кто-то огромный и ослепительный. Лица не запомнил, только счастье. А потом возвращение на землю. Хотел бы тебе рассказать, что увидел. Но что, не помню.

— Значит, ты побывал в иных мирах, где не существуют земные образы, а только спектры и радуги. Значит, ты побывал в раю.

— Вот мой рай, — он оглядел ее комнату с лампадами и холстами. — Ты мой ангел небесный.

Это были чудесные минуты беспамятства, когда сознание оставалось пустым и чистым, словно снежная, залитая солнцем поляна. На нее медленно надвигались синие тени, лишь усиливая драгоценное свечение снега, на котором виднелась тонкая цепочка следов, темный сухой цветок, дрожащий кристаллик льда. И такая благодарность кому-то, такое ощущение покоя.

— Чем ты был занят эти недели? Даже не мог заглянуть. По телефону твой голос такой тревожный, глухой. Какие у тебя заботы? Кругом так неспокойно. Какие-то убийства, пожары. Не могу смотреть телевизор. Что-то надвигается, темное и ужасное. Тебе ничего не грозит? Чем ты все время занят?

— Мне ничего не грозит. — Поляна затягивалась густыми тенями, фиолетовым сумраком, и только в цепочке лисьих следов, в отпечатке звериной ноги краснел ледяной огонек. — К этим разрушениям и пожарам я не имею отношения. Это рушится старый мир, и пусть себе рушится. На обломках этого ветхого мира я строю мир новый, мир творческий, мир созидательный. Я строю царство света и творчества.

— Как ты его строишь, если все крутом разрушается?

Она тревожилась, вслушивалась. Пыталась угадать в его словах свои опасения и догадки. Интуиция ее не обманывала. Она связывала с ним плодящиеся страхи и слухи, истерику телеведущих, панику газет и журналов. Он являлся к ней из грозного, полного невзгод мира, занося в ее часовню отголоски угроз и опасностей.

— Есть магические технологии. Есть волшебство созидания. Есть творящие силы природы. Еще зима и мороз, все сковано льдом, все мертво. Но вдруг неизданный удар света, луч, ударяющий в лед. И все воскресает. Повсюду мчатся потоки света, тают снега, обнажаются поля и опушки. В блеске ручьев, в потоках небесных стихий бурно зеленеет трава, набухают бутоны, и вся земля в одночасье покрывается золотыми цветами — одуванчиками русской весны. Так и в народе. Мрак, унынье, беспросветное горькое пьянство. Но вдруг прозвучало слово, появился священный текст, возник в народе праведник, вождь и воитель. И началось воскрешенье. Русь очнулась, задышала, задвигалась. И вот воздвигаются чудесные города, строятся невиданные машины, сочиняются восхитительные стихи и симфонии. Воскресшая Россия облачается в свой новый наряд… Я собираю имперскую рать. Строю «Имперский Орден». Созываю пассионариев и творцов, которые станут возводить новое Государство Российское.

— А я? Какое место ты мне уготовил? Я могу войти в твой «Имперский Орден»?

— Ты — весталка имперского культа. Прихожу к тебе, наполняюсь волшебными силами, уношу от твоих лампад благодатный огонь. Возжигаю светочи по всей необъятной России.

— Расскажи, чем занят твой «Орден»?

Она приготовилась слушать, ждала его исповеди. Ее дом был часовней, был исповедальней, куда он являлся, чтобы открыться в своих сокровенных мечтаниях. Она была зеркалом, в котором он отражался, и это возвращенное ему отражение было светлей и чище, чем он, стоящий перед волшебным стеклом.

— Я собрал в мой «Орден» избранных кавалеров, первозванных апостолов. Поведал им мое учение. Возжег в них веру. С этой верой они отправятся по России, разнося благую имперскую весть. Я открою им мои бесценные клады, где все эти годы сберегал волшебные технологии и тайные знания. Эти знания воплощают все мифические мечтания, все сказочные упования. Там присутствуют ковер-самолет и скатерть-самобранка. Философский камень, превращающий свинец в золото. Вещее заклинание, обращающее воду в вино и камень в хлеб…

— Так и вижу, как мы летим с тобой на серебряном дирижабле, под нами голубые озера и реки…