Она вторила ему. Его утопия переносила их в волшебный мир, где не было угроз и тревог, не было устрашающих наваждений, которые им сулили разлуку. Серебряный дирижабль плыл над первозданной землей, отражаясь в зеркальных озерах.
— Мы овладеем тайными практиками, духовным искусством афонских старцев, молитвенным деланием заонежских скрытников, вещими знаниями тибетских монахов, мистическими откровениями гностиков. Цель этих практик — расширить человеческий дух, «распечатать» наложенные на разум печати, распахнуть человеку великий объем Мирозданья, куда он устремится навстречу высшим иерархиям и лучезарным смыслам. «Распечатанный» человек, ставший подобием ангела, соединит «горнее» с «дольним», земное с небесным, божественное с человеческим. Преодолеет смерть.
— Ты веришь в чудо? — она заглядывала ему в глаза.
— А ты не веришь? В тебе нет предчувствия чуда?
— Во мне есть предчувствие чуда. Я беременна. У нас будет ребенок.
Он испытал бесшумный удар света, словно комната, где они находились, вдруг расширилась и горящие в ней лампады стали ярче и пламенней, краски на холстах сверкнули сочно и первозданно, и она, наклонившаяся над ним, стала прекрасной и дивной.
— Как?.. Когда?.. Когда это случилось?..
— Под Псковом, на старой Печерской дороге, среди сосняков, у лесной реки.
— Мы не были с тобой во Пскове. Не шли по старой Печерской дороге.
— Шли. Я тебе напомню. Сначала мы шли в сосняках, которые были фиолетовыми у корней и красными у вершин. Земля была покрыта вереском и черничником, мы собирали ягоды, и губы у тебя были в синем ягодном соке. Вышли к речке с темной ленивой водой. Над осокой летали синие стрекозы, в воде скользили бесшумные рыбы. Ты захотел купаться. Разделся, вошел в воду. Там, где ты стоял, качался на воде бутон белой лилии. Я отошла от реки, двинулась под соснами, нагибаясь, собирая в ладонь чернику. Ты шумно плавал, вода над твоей головой брызгала и блестела. Я смотрела на тебя из-под сосен, и ты почувствовал мой взгляд. Встал в реке, блестящий на солнце. Вдруг что-то случилось. Мне показалось, что твое отражение оторвалось от тебя, прилетело ко мне и прильнуло. Я оказалась в твоих объятьях. Что-то восхитительное, страстное, жаркое проникло в меня, словно огонь. Я была переполнена этим огнем. Сердцем почувствовала, что зачала.
— Не было этого, — говорил он задумчиво. — Мы не гуляли по Печерской дороге. Я не купался в реке. — Он говорил, но видел перелетающих над осокой синих стрекоз, бутон белой лилии, который вдруг раскрылся, белоснежный и влажный, с золотой сердцевиной. Он стоял в воде, глядя, как она из-под сосен смотрит на него с обожанием. — Значит, это все-таки было. Мы шли по Печерской дороге. Я купался в реке. Там и случилось твое непорочное зачатие.
— Я была вчера у врача. Он подтвердил, я беременна.
— Боже мой!.. Ты должна беречь себя как зеницу ока. Окружить себя только прекрасным и добрым. Слушать дивную музыку — русские песни. Смотреть на прекрасные картины и фрески — Рублев, Дионисий… Созерцать дивную природу — нетронутые снега, незамутненные реки, нетоптаные цветы. Чтобы твои переживания переливались в него, как чистейшая прана.
— Вот видишь, я говорила тебе: у тебя будет наследник.
Он вдруг разволновался:
— Мы должны с тобой обвенчаться. Вчера отец Петр покрестил мою мать. Пусть теперь нас обвенчает. Устроим свадьбу, яркую, пышную, чтобы пир на весь мир, чтобы гостей полон двор. Приглашу весь «Имперский Орден». Снимем ресторан — самые лучшие вина и яства.
— Да зачем же так шумно! — она счастливо смеялась. — Мне и надеть-то нечего.
— Поедем сейчас покупать.
— Куда? Уже поздно. Может быть, завтра?
— Нет, немедленно. В самые дорогие магазины!
Они поехали на Манежную площадь, в подземные торговые ряды, где размещались самые дорогие бутики. Стеклянный мир, где они оказались, напоминал драгоценный музей, в котором можно было выбирать восхитительные экспонаты и уносить с собой. Две кредитные карточки — золотая и платиновая — позволяли Сарафанову, не прибегая к помощи портмоне, одаривать свою милую всем великолепием туалетов. Среди витрин, бесстрастных манекенов, суровых охранников с рациями и любезных служителей они с Машей переходили из бутика в бутик, совершая священнодействие.
Она выбрала себе много-много нарядов.
— Я разоряю тебя, мой милый. Ты потратишь на меня целое состояние.
— На кого же мне тратить, любовь моя.
В ювелирном отделе Маша выбрала себе подвеску из зеленоватого крупного сапфира, оправленного в золото. Приложила к открытой шее переливающийся голубой камень.
Глядя, как дрожит и плещет лучами голубая звезда, он вдруг понял, что желал бы ей подарить в день их венчания рукотворный бриллиант, что сотворялся в его потаенной лаборатории. Мистическую драгоценность, что таила в себе волшебную, благодатную силу. Не сказал ей об этом. Пусть будет для нее сюрпризом.
Они покинули магазин и вернулись к машине, где услужливый шофер принял у них покупки.