Генар-Хофен покосился на нее:
– Я всегда хотел прожить одну жизнь и умереть. Никогда не возрождаться, никогда не перемещаться в симуляцию. – Он смущенно пожал плечами. – Жизнь должна быть бурной и полной, от нее надо брать все.
Ульвер выразительно закатила глаза:
– Да уж!
Многие ее сверстники, преимущественно мужского пола, придерживались сходной точки зрения. Как правило, те, кто полагал, будто риск стимулирует интерес к жизни, не пренебрегали постоянным резервным копированием, а другие – по всей видимости, к ним относился и Генар-Хофен (недолгое знакомство не предоставило Ульвер возможности обсудить эту тему) – считали, напротив, что жизнь более ценна и насыщенна в том случае, если прожить ее лишь однажды. Ульвер пришла к выводу, что подобные взгляды свойственны молодым людям, которые, повзрослев, пересматривают свое отношение к жизни. Саму Ульвер эти новомодные веяния никогда не интересовали, и свое первое резервное копирование она провела в восьмилетнем возрасте. Очевидно, верность Генар-Хофена своим принципам заслуживала восхищения; Ульвер на миг умилилась, но решила, что в общем он ведет себя глупо.
Она задумалась, стоит ли упоминать, что дискуссия может оказаться беспредметной: из контакта с сознанием всесистемника Ульвер почерпнула сведения, что теоретически феномен способен поглотить не только корабли, но и саму Галактику, Вселенную и, возможно, все остальное. Лучше промолчать, решила она. Так будет милосерднее. Сердце колотилось так громко, что его стук наверняка был слышен всем.
«Неужели все вот этим и закончится?! Не хочу умирать! Мне еще рано умирать…»
Нет, биения сердца Ульвер никто не слышал; даже заговори она вслух, Генар-Хофен и Даджейль не обратили бы внимания, а все отпущенное им время продолжали бы многозначительно и понимающе смотреть в глаза друг другу.
Прошло восемьдесят восемь секунд.
VIII
До конца оставалось недолго. «Спальный состав» отправил сигналы разным кораблям, в том числе «Без дела не беспокоить» и «Пристрелим их позже», и почти сразу же получил долгожданные сообщения от «Каков ответ и почему?» и «Используй психологию», ретранслированные через «Серую зону» и «Желчный нрав».
Расширение Эксцессии имело локальный характер и сосредоточилось в основном на «Спальном составе», хотя наиболее широкая часть фронта захватывала и весь отосланный военный флот.
Ну и ладно, подумал корабль. Его охватило чувство неописуемого облегчения: по крайней мере, всему сущему уничтожение не грозит. Жаль, конечно, что сам он погибнет (как, вероятно, и все порожденные им меньшие корабли, а также трое людей на борту и, возможно, «Серая зона» с «Желчным нравом»), но, во всяком случае, более серьезных последствий его действия не возымеют.
Всесистемник так и не понял, что именно подтолкнуло его к следующему поступку: отчаяние, порожденное осознанием неминуемой гибели, попытка отвратить неизбежное или вдохновенное озарение. Как бы то ни было, он скопировал текущее состояние своего Разума, актуальную версию последнего в своей жизни сигнала, коммуникационный аналог своей души и отправил его прямо в чудовищное, неописуемое коловращение.
После этого «Спальный состав» мимолетно отвлекся, через сенсорий аватара взглянув на «Желчный нрав».
В тот же миг граница распространения Эксцессии изменилась. Внимание корабля разделилось между макрокосмическим и человеческим восприятием.
– Сколько нам осталось? – спросил Генар-Хофен.
– Полминуты, – сказал Аморфия.
Генар-Хофен протянул к Даджейль раскрытые ладони:
– Прости меня.
Она кивнула и отвела глаза.
Генар-Хофен взглянул на Ульвер и печально улыбнулся.
«Спальный состав» ошеломленно наблюдал, как неотвратимо приближающаяся энергетическая волна, неторопливо искривившись в обоих гиперпространственных направлениях, образовала два колоссальных четырехмерных конуса; сокрушительный взрыв замедлил движение в реальное пространство, и волновые фронты его, тормозясь, вспучивали поверхности Решетки. Углы наклона увеличивались, пространство в граничной области надорвалось, расползаясь и отсоединяясь от Решетки. Волны на поверхности Решетки начали опадать, колоссальные смертоносные громады постепенно становились неким подобием величественных океанских валов, прокатывающихся над и под реальным пространством, а затем превратились в обычные сдвоенные волны, бежавшие по обеим поверхностям Решетки к парным бороздам, оставленным в ней двигателями всесистемника.
Затем парные волны совершенно невозможным образом начали откатываться вспять и со скоростью торможения корабля отступать в стартовую точку расширения Эксцессии.
Всесистемник продолжал замедляться, не веря, что уцелел.
«Она реагирует», – подумал он и сообщил всем о случившемся для упреждения новой неожиданной угрозы. И Аморфии дал знать.
Волновые хребты отступали и сглаживались, сливаясь с Решеткой, и поверхность ее вернулась к нулевому состоянию в момент полной остановки «Спального состава» относительно Эксцессии.
«Это сделал я?
Неужели мой умослепок убедил ее, что я заслуживаю пощады?