Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Каким-то образом я очутился у проездных арок Лувра. Сколько времени я был без сознания? Не могу сказать. Свежий ветерок привел меня в чувство; придя в себя, я все вспомнил, но меня удивляли два обстоятельства: во-первых, почему я до сих пор жив, а во-вторых, раз я еще жив, почему меня не арестовали? Кровь текла у меня одновременно из носа и изо рта. Несомненно, меня приняли за одного из многочисленных раненых, тех мирных прохожих, что пострадали от взрыва адской машины. Поспешив добраться до моста, я свернул в комок свою блузу и швырнул ее в реку. Я не знал, куда идти, ибо прежде полагал, что взрывом меня разнесет на куски, и не позаботился запастись убежищем на тот случай, если останусь жив. У себя в комнате я застал Лимоэлана: мы жили с ним вместе. Увидев меня в таком истерзанном состоянии, он побежал за духовником и лекарем. Этим духовником был его дядя, господин Пико де Кло-Ривьер, а лекарем — молодой врач из числа его друзей. И лишь тогда мы узнали, что покушение не удалось.

"Я был против зажигательного шнура, — сказал Лимоэлан. — Если бы ты уступил мне место, о чем я тебя просил, я поджег бы порох головней. Знаю, меня разнесло бы в клочья, но я убил бы Бонапарта"».

Вот все, что удалось узнать от Сен-Режана, но большего, на самом деле, и не требовалось.

Стыдясь провала своего замысла и пребывая в убеждении, что человек, совершающий политическое убийство, безусловно должен или добиться успеха, или погибнуть, Лимоэлан не только не вернулся к Кадудалю, но и не захотел возвращаться в Англию. Будучи столь же набожен, сколь и горд, видя в собственных поступках лишь проявление воли Божьей и не желая подвергаться людскому суду, он нанялся простым матросом в Сен-Мало.

Известно стало лишь, что он обосновался где-то на чужбине и удалился от мира; даже его единомышленники не знали, что с ним стало. Однако Фуше не упускал его из виду, и долгое время следил за далеким монастырем, в котором Лимоэлан принял духовный сан. Он переписывался только со своей сестрой, и в начале одного из своих писем, опасаясь, видимо, что оно будет перехвачено крейсирующими английскими судами, поместил следующий замечательный призыв, попавший на глаза Демаре, начальника высшей полиции:

«О, англичане! Пропустите это письмо… Оно от человека, который много сделал для вас и много пострадал за ваше дело».[7]

К этом заговору имели отношение еще два роялиста, едва промелькнувшие в полутьме заднего плана. Их звали Жуайо и Лаэ Сент-Илер.

Как и Лимоэлан, они бежали под прикрытием шума, поднятого вокруг якобинцев, и дали знать Жоржу Кадудалю и всей Англии, что очередное покушение провалилось.

Сен-Режан и Карбон были приговорены к смертной казни. Несмотря на разоблачительные показания, которые дал Карбон, и помощь, которую он оказал в аресте своего сообщника, никакого смягчения наказания добиться ему не удалось.

Когда с Бонапартом вновь заговорили об этом судебном деле, он, казалось, совершенно забыл о нем и ответил коротко:

— Поскольку приговор вынесен, пусть его приведут в исполнение; меня это не касается.

Двадцать первого апреля Карбон и Сен-Режан были казнены на эшафоте, еще багровом от крови Арены и трех его сообщников.

Мы тщетно искали хоть какие-нибудь подробности о смерти этих двух заговорщиков. Несомненно, намерением правительства было сделать так, чтобы их смерти не придавали важного значения. Отчет об их казни занял в «Вестнике» лишь одну строчку:

«В такой-то день, в такой-то час были казнены Карбон и Сен-Режан».

На другой день после их казни Лиможец отбыл в Лондон, имея на руках секретные предписания.

XXIX КОРОЛЬ ЛЮДОВИК ПАРМСКИЙ