Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

Мы уже говорили, что Фуше был крайне заинтересован в смерти герцога Энгиенского, которая должна была навсегда рассорить Бонапарта не только с домом Бурбонов, но и со всеми европейскими монархами.

И вот, в ходе допросов, Жорж, Моро и Пишегрю в определенном смысле подтвердили ожидания Фуше, повторив один за другим то, о чем вначале говорилось лишь расплывчато, а именно, что какой-то принц из дома Бурбонов должен был приехать в Париж и встать во главе заговора.

Мы помним, что Бонапарт, опасаясь оказаться на ложном пути, куда его могла завести ненависть Фуше, направил жандармского офицера проверить факты, предъявленные временным министром полиции, который, не имея министерского портфеля, сделался ее истинным руководителем. Ренье, верховный судья, и Реаль, государственный советник, были, сами того не подозревая, лишь его послушными марионетками.

Жандарм отправился в путь.

Когда невидимая и неведомая сила предрешает, что какое-то счастливое или роковое событие неизбежно должно произойти, все приходит на помощь этой воле, которая берет людей в оборот и толкает их туда или сюда, наугад, но всегда ведет их к одной и той же цели.

Для всех без исключения великих событий нашего времени характерно весьма мало влияние, оказываемое на них отдельными личностями. Те, кого считали самыми сильными и самыми искусными политиками, на самом деле ничего не определяли и ничем не управляли, это события вели их за собой. Могущественные, пока они были поборниками развития, эти люди становились бессильными, когда пытались препятствовать ему; именно такова была истинная звезда Бонапарта: она сияла, пока он сам представлял интересы народа, и закатилась в свете безумной кометы 1811 года. Породнившись с римскими цезарями, он решил породнить дело Революции, что было невозможно, с делом старых монархий. Философу остается лишь со смиренным удивлением взирать на эту силу, которая парит над человеческим обществом и действие которой заключается в ней самой; не в превосходстве отдельной гениальной личности или целого сословия следует искать средство управлять людьми.

Можно обратить в свою пользу ее плоды, но нельзя присвоить себе ее заслуги.

Так вот, случаю было угодно, чтобы этот жандарм, который в любых других обстоятельствах послужил бы всего лишь зеркалом чужих взглядов, имел свое собственное мнение. Выехав из Парижа в убеждении, что именно герцог Энгиенский был тем принцем, которого ждал Жорж, он вообразил себя избранником судьбы, который должен пролить свет на этот великий заговор, и начиная с этого времени воспринимал все исключительно под таким углом зрения.

Прежде всего он письменно заверил, что герцог Энгиенский действительно ведет в Эттенхайме жизнь, полную интриг, что он действительно отлучается куда-то дней на семь или восемь под предлогом охоты, но истинной причиной его отлучек является подготовка заговора.

Что касается его отлучек, которые сам герцог впоследствии отрицал, то, надо полагать, они наделали много шуму, коль скоро его отец, принц де Конде, писал ему из Англии:

«Мой дорогой мальчик, нас уверяют здесь, что полгода назад Вы совершили поездку в Париж, другие говорят, что Вы побывали лишь в Страсбурге; согласитесь, что было довольно бесполезно рисковать своей жизнью и свободой, ибо Ваши нравственные правила, и в этом отношении я совершенно спокоен, запечатлены в Вашем сердце так же глубоко, как и в нашем».

Герцог ответил на это так:

«Решительно, дорогой папа, надо очень мало знать меня, чтобы осмелиться говорить или пытаться уверять, будто я могу ступить ногой на республиканскую территорию иначе, чем с тем званием и тем общественным положением, в каком мне суждено было родиться. Я слишком горд, чтобы склонить голову. Вероятно, первый консул сможет уничтожить меня, но ему не удастся меня унизить».