Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

— Не стану пытаться, мадемуазель, — произнес он, — донести до вас ту радость, какую я испытываю от возможности беседовать с вами наедине; этой минуты, которая дарована мне милостью небес и от которой будет зависеть счастье или несчастье всей моей жизни, я ждал вот уже год, но лишь в последние три дня стал на нее надеяться. У вас достало доброты сказать мне на балу, что вы заметили мою взволнованность, а вызвана она была тем, что, оказавшись лицом к лицу с вами, я испытывал одновременно радость и печаль и они раздирали мне сердце. Сейчас я расскажу вам причину этих противоречивых чувств, расскажу несколько затянуто, возможно, но я смогу быть понятым вами, лишь придав моему повествованию всю ту пространность, какую оно требует.

— Говорите, сударь, — промолвила Клер, — и будьте уверены, все, что я услышу от вас, покажется мне достойным моего глубочайшего сочувствия.

— Наша семья, правда, из всей нашей семьи остался лишь я один, принадлежит к знатному роду, обитающему в Юре. Мой отец, будучи в царствование Людовика Шестнадцатого высокопоставленным офицером, Десятого августа являлся одним из его защитников; но, вместо того чтобы бежать, как это сделали принцы и придворные, он остался. Когда король умер, отец, надеясь, что еще не все потеряно и королеву каким-либо образом удастся вызволить из Тампля, собрал значительную сумму и отыскал среди муниципалов молодого южанина по имени Тулан, влюбленного в королеву и готового отдать за нее жизнь. Отец решил действовать заодно с этим человеком, а вернее, воспользоваться его положением в Тампле, чтобы спасти узницу.

Тем временем мой брат Леон де Сент-Эрмин, устав быть сторонним делу веры, в которой он был воспитан, добился у отца разрешения покинуть Францию и вступить в армию Конде.

Получив это разрешение, он немедленно отправился к принцу.

Вот о чем условились заговорщики.

В то время еще много любопытных, и в их числе немало преданных слуг, просили дежурных муниципалов, от которых эта милость зависела, позволения увидеть королеву.

А поскольку королева дважды в день спускалась в сад подышать воздухом, муниципалы ставили своих друзей на пути, по которому должна была пройти августейшая пленница, и в случае крайней необходимости те могли, если муниципал поворачивал голову в другую сторону, обменяться с королевой парой слов или передать ей записку.

Правда, они рисковали головой, но бывают случаи, когда голова ценится весьма невысоко.

Тулан, кое-чем обязанный моему отцу, испытывал к нему благодарность; поскольку она сочеталась с его любовью к королеве, они договорились о следующем: мой отец и моя мать, переодетые зажиточными крестьянами из Юры и утрируя безансонский выговор, под предлогом желания увидеть королеву явятся в Тампль и попросят позвать господина Тулана.

Тулан поставит их на пути королевы.

Имелся целый список условных сигналов, с помощью которых узники Тампля и роялисты могли объясняться друг с другом, как это делают корабли в море.

В тот день, когда моим родителям предстояло посетить Тампль, королева, выходя из своей комнаты, должна была увидеть соломинку, прислоненную к стене, что означало: «Будьте бдительны, вами занимаются».

Королева не заметила соломинки, но принцесса Елизавета, менее поглощенная своими мыслями, привлекла к ней внимание невестки.

Выйдя в сад, узницы прежде всего заметили, что дежурным в тот день был Тулан.

Он был безумно влюблен в королеву.

Королева, рассчитывая на чувства несчастного молодого человека и догадываясь, что подошло время его дежурства, заранее написала на клочке бумаги, который она прятала на груди: «Ата poco ehe terne la morte!» («Тот мало любит, кто страшится смерти!»)

Заметив Тулана, она сунула ему эту записку в руку.

Даже не зная еще, что содержалось в записке, Тулан испытал огромную радость. В тот же день он взялся доказать королеве, что не страшится смерти.

Он поставил моего отца и мою мать на внутренней лестнице башни, чтобы королева, проходя мимо, чуть ли не коснулась их.

Моя мать держала в руке великолепный букет гвоздик.

Увидев их, королева воскликнула:

«Ах, какие красивые цветы, и как великолепно они пахнут!»

Мать вытащила из букета самую красивую гвоздику и протянула ее королеве.

Та взглянула на Тулана, желая узнать, может ли она ее взять.

Тулан подал ей едва уловимый ободряющий знак. Королева взяла гвоздику.

В обычных обстоятельствах все, что там происходило, воспринималось бы как нечто вполне естественное, но в те страшные дни от этого замирало сердце и спирало дыхание.

Королева тотчас поняла, что в чашечке цветка таится записка, и спрятала его на груди.

Отец не раз рассказывал нам, что графиня де Сент-Эрмин довольно успешно выдержала испытание, однако цвет лица у нее стал смертельно-бледным и куда более землистым, чем камни донжона.

Королеве достало самообладания нисколько не сокращать то время, какое она всегда посвящала прогулке. Так что она поднялась к себе в обычный час, но, оставшись наедине с золовкой и дочерью, вынула цветок из глубины корсажа.