Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

То, что мадемуазель Ленорман увидела, разложив карты, явно произвело на нее сильное впечатление; ее жесты и выражение лица выдавали возраставшее с каждой минутой изумление.

Наконец, перетасовав все карты и всмотревшись в ладонь Гортензии, она встала и вдохновенным тоном произнесла всего одну фразу, которую девушка восприняла с легко заметным недоверием.

Но, сколько бы вопросов Гортензия ей ни задавала, мадемуазель Ленорман не прибавила ни слова к уже сказанному, повторяя лишь одно:

— Предсказание произнесено, верьте предсказанию!

И жестом показала девушке, что с ней она закончила и настала очередь другой.

Хотя отправиться к прорицательнице предложила мадемуазель де Богарне, Клер после произошедшего у нее на глазах сгорала от нетерпения ровно так же, как ее подруга.

И она поспешила войти в кабинет прорицательницы.

Ей не дано было предвидеть, что ее судьба вызовет у мадемуазель Ленорман такое же великое удивление, как и судьба мадемуазель де Богарне.

Однако мадемуазель Ленорман, действуя с твердостью женщины, которая верит в себя, но не решается говорить нечто невероятное, три раза подряд раскладывала свои карты, рассматривала сначала правую ладонь Клер, потом левую, нашла на обеих линию сердца разорванной, а линию судьбы доходящей почти до линии сердца и раздваивающейся у холма Сатурна, и лишь тогда тем же торжественным тоном, каким она произнесла оракул мадемуазель де Богарне, сделала предсказание мадемуазель де Сурди, которая после этого вышла к мадемуазель Гортензии и Луизе бледная как смерть и со слезами на глазах.

Девушки не произнесли ни слова, не задали друг другу ни одного вопроса, пока оставались в доме мадемуазель Ленорман.

Казалось, они боялись, что любое слово или любой вопрос обрушат крышу этого дома на их головы.

Но стоило им сесть в карету, а кучеру пустить лошадей вскачь, как девушки одновременно обратились друг к другу с одним и тем же вопросом:

— Что она тебе сказала?

Гортензия, первая узнавшая свою судьбу, первой и ответила.

— Она сказала мне: «Ты станешь женой короля и матерью императора, а умрешь в изгнании». Ну а что она сказала тебе?

— Она сказала: «Ты четырнадцать лет будешь вдовой живого мужа, а остаток жизни — женой мертвеца!»

XXII МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ БОГАРНЕ СТАНОВИТСЯ ЖЕНОЙ КОРОЛЯ БЕЗ ТРОНА, А МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ СУРДИ ВДОВОЙ ЖИВОГО МУЖА

Прошло полтора месяца со времени визита обеих девушек к сивилле с улицы Турнон. Мадемуазель де Богарне, несмотря на свои слезы, вышла замуж за Луи Бонапарта, а мадемуазель де Сурди предстояло тем же вечером подписать брачный договор с графом де Сент-Эрмином.

Глубокая неприязнь, которую мадемуазель де Богарне испытывала к брату первого консула, могла натолкнуть на мысль, что она находила в Луи Бонапарте нечто, вызывавшее непреодолимое отвращение. Но ничего такого в нем не было. Она любила Дюрока, только и всего. Любящее сердце, как известно, слепо.

Луи Бонапарту в ту пору шел двадцать четвертый год. Это был красивый молодой человек с несколько холодным выражением лица, весьма похожий, кстати говоря, на свою сестру Каролину, хорошо образованный, с литературными наклонностями, очень прямой, очень добрый, а главное, очень честный, неспособный поверить, что королевский титул может изменить в человеке его нравственные правила и моральные обязательства; возможно, это был единственный государь, который, царствуя над чужим народом, заслужил любовь этого народа и оставил по себе признательную память, такую же, какую Дезе оставил по себе в Верхнем Египте; словом, это был справедливый султан.

Прежде чем мы расстанемся с этим прямодушным человеком и очаровательной особой, ставшей его женой, расскажем о том, как скоропалительно был устроен их брак, единственной причиной которого стали назойливые настояния со стороны Жозефины.

Мы уже говорили, почему Жозефина противилась браку своей дочери с Дюроком.

— В лице Дюрока, — каждый раз говорила она Бурьенну, — я никогда не буду иметь опору; Дюрок представляет собой более или менее значительную фигуру лишь благодаря дружбе с Бонапартом и никогда не осмелится выступить против братьев своего покровителя, тогда как, напротив, Бонапарт очень любит Луи, который не имеет ни малейшего честолюбия и никогда не будет иметь его. Луи станет для меня противовесом Жозефу и Люсьену.

Бонапарт, со своей стороны, говорил следующее:

— Дюрок и Гортензия любят друг друга. Моя жена напрасно старается, они подходят друг другу и вполне могут вступить в брак; я тоже люблю Дюрока, и у него хорошие задатки. Я уже выдал Каролину замуж за Мюрата, а Полину — за Леклера, и теперь вполне могу выдать Гортензию замуж за Дюрока, ведь он славный малый и ничем не хуже других. Наконец, он дивизионный генерал; никаких разумных доводов против этого брака не существует; к тому же на Луи у меня другие виды.